Ну, что делать. Зато не один отправлюсь в загробный мир, сопровождающих настрелял себе прилично. Хоть не так обидно уходить, как-никак один против целой толпы бился. И не скучно будет идти по Серой дороге, когда есть с кем потрендеть за жизнь, которая уже осталась в прошлом… На пути в Край вечной войны врагов уже нет, так как делить нечего. А значит, можно будет спокойно пообщаться с бывшими врагами без взаимных претензий и выяснений отношений…
Но тут над развалинами деревни разнесся истошный вопль.
Я даже голову немного высунул из-за остатков сгнившей телеги – интересно же, кого это там из вольных так раздирает? В кучу ктулхова дерьма, что ли, влез и не смог сдержать удивления?
Но причина была не в отходах жизнедеятельности самого жуткого хищника Зоны. Вернее, я раньше думал, что щупломордые самые страшные из них.
Похоже, ошибался.
Видимо, кто-то из вольных влез в один из тех самых клочьев тумана, что тут и там висели на сорняках по всей территории деревни. И теперь этот кусок белесой, полупрозрачной взвеси облепил человека полностью, с головы до ног. Обтянул тонкой пленкой – и принялся переваривать.
Вольный уже не опасался пули – он наверняка надеялся на нее. Встав в полный рост, человек пытался содрать с себя жуткую пленку. Но как ее сдерешь, если она уже вросла в кожу, стала частью ее, постепенно утолщаясь по мере того, как шел процесс переваривания.
И, что самое жуткое, этот процесс был прекрасно виден!
Сейчас вольный был похож на несчастного со средневековой картинки, с которого живьем содрали кожу. Одежду и снаряжение туман мгновенно разложил в пыль, они были ему неинтересны. Его привлекало только мясо, которое он употреблял в пищу довольно шустро: на лице вольного уже не было губ, щек и глаз, только на лбу и нижней челюсти еще осталась кровавая пленка.
Но человек был еще жив.
Еще стоял.
И кричал.
Страшно кричал, так, что кровь в жилах застыла и у меня, и наверняка у вольных…
Всяких аномалий я в Зоне насмотрелся, но такой ужас видел впервые. Не исключаю, что из-за чего-то подобного все жители разом и покинули деревню. Может, до Чернобыльской аварии эта пакость была не настолько жуткой и со временем под воздействием радиации и аномального излучения выросла вот до этого – но деревенским, похоже, хватило сполна и того, что было…
Я первым пришел в себя – и выстрелом прекратил мучения несчастного. Даже если человек – твой враг, умирать он должен быстро. Мучений и так в жизни хватает, еще не хватало и перед смертью страдать.
Пуля ударила в алый лоб, и крик прервался…
Но человек остался стоять!
Как?
Непонятно…
Со сквозным отверстием в черепе люди обычно падают. Но это был не тот случай.
Аномалия продолжала жрать человека, довольно быстро обнажая скелет и при этом утолщаясь. Похоже, кости, скрепленные полупрозрачным туманом, превратились в некую монолитную конструкцию – своеобразный памятник сталкеру, увлекшемуся погоней и позабывшему, где находится.
Видимо, произошедшее до глубины души поразило вольных. И их командира – тоже.
– Валим отсюда, пацаны! – хрипло проорал он. – Быстро, нах!
Никого упрашивать не пришлось.
Вольные повыскакивали из-за своих укрытий и побежали в ту сторону, откуда пришли, нисколько не заботясь о том, что им в затылки может прилететь по пуле.
Но я стрелять не стал. Если превосходящие силы противника бегут, не нужно им напоминать о себе – а то ж вспомнят и могут вернуться…
Через несколько минут на том конце разрушенной деревни раздался многоголосый рев мотоциклетных движков, который сразу стал удаляться.
Свалили вольные.
И я их вполне понимаю.
Смерть от пули в Зоне дело обычное. Привычное, можно сказать. А вот погибать, заживо растворяясь в аномалии, никому неохота. Даже за возможность раздобыть ценный приз в виде головы легендарного Снайпера.
Если честно, мне тоже не улыбалось тащиться через развалины деревни, зараженные эдакой пакостью. Потому я руины Зорьки обошел по краю – и направился на юг.
Появилось у меня осознание, что устал я от всего, как последняя крысособака. И на фоне той усталости возникло вдруг желание выбраться из Зоны и куда-нибудь съездить, отдохнуть немного. В теплые края вряд ли, не понимаю я отдыха в виде лежания на пляже ради загара, который потом сойдет за пару недель.
Может, в город детства рвануть? Походить по знакомым улицам, в музеи какие-нибудь зайти, по ресторанам пройтись, покушать не тушенку с сырым серым хлебом, а то, что нормальные люди едят…
Когда человеку некуда идти и его никто не ждет, ему свойственно придумывать себе цели. При этом он понимает, что фигню придумал, что очень вряд ли развлечет его та фигня, – но когда других мыслей в голову не приходит, сойдет и та, что пришла…
Но ушел я недалеко.
Разрушенная деревня осталась позади – и тут меня осенило, что если идти точно на юг, то я как раз выйду к Стечанке, деревне, крайне щедрой на неприятные сюрпризы.
Потому я свернул налево.