– К вам просится, – прогудел запакованный в экзоскелет охранный киб, сжимающий в огромных лапищах компактный бельгийский пулемет FN Minimi. – Что принес, не говорит. Уже три часа стоит.
– Вовремя надо приходить, – буркнул академик.
– Так что делать, хозяин? Заводить?
– Да-да, заводите.
Второй киб, вооруженный полуавтоматическим карабином «Вепрь», очень годным на короткой дистанции, нажал на кнопку, и тяжеленная бронированная дверь нехотя отворилась ровно настолько, чтоб в образовавшуюся щель мог протиснуться один человек, – с некоторых пор Захаров очень трепетно относился к своей безопасности.
– Заходи, – рыкнул киб в микрофон.
Наемник дернулся от неожиданности, когда над его головой заревел скрытый динамик, – задумался, видать, – сплюнул себе под ноги с досадой и через минуту стоял перед прозрачным бронестеклом, отгораживающим хозяина бункера от посетителей.
– С чем пожаловали? – поинтересовался Захаров, глядя в затемненные стекла лицевой кислородной маски посетителя. Некоторые из них не желали лишний раз светить свою личность, но академик и не настаивал. Какая разница, кто продавец? Главное, что он принес на продажу.
Вместо ответа посетитель снял с плеч рюкзак и достал оттуда отвратительно выглядящее черное нечто, покрытое обгорелой коркой.
– Что это? – поморщился Захаров.
Артефакты Зоны могли обладать довольно гнусными свойствами, но выглядели обычно симпатично. В отличие от того, что посетитель держал в руке, отбросив в сторону свой пустой рюкзак.
– Это голова моего сына, – глухо произнес посетитель, свободной рукой снимая маску с лица.
Это была женщина.
Молодая, но явно убитая горем настолько, что ее лицо постарело от переживаний лет на десять.
– Я слышала, что вы владеете секретом воскрешения из мертвых, – произнесла женщина. – Прошу вас, верните к жизни моего сына.
Академик снял очки, потер переносицу, потом водрузил их обратно.
– Видите ли, милочка, я не занимаюсь благотворительностью, – произнес он. – Двадцать четвертый, проводи даму до двери.
– У меня есть деньги, – быстро проговорила женщина. В приемном лотке, расположенном под бронестеклом, что-то зазвенело. Захаров любопытства ради потянул лоток на себя – и рассмеялся.
На дне глубокого стального ящика лежали три монеты. Академик взял одну, покрутил в пальцах, попробовал на зуб.
– Забавное предложение, – произнес он. – Золотые инвестиционные червонцы восьмидесятого года выпуска. По нынешнему курсу долларов на семьсот каждый потянет. Дорогая, вы хоть представляете себе, сколько стоит матрица для оживления погибшего?
– Я не знаю, сколько она стоит, – глухо проговорила женщина. – Но для того, чтобы вернуть к жизни моего ребенка, я готова на все.
Захаров посмотрел на часы, после чего бросил монетку обратно в лоток и толкнул его обратно.
– Милочка, вы отняли у меня десять минут моего драгоценного времени, которые стоят больше, чем все ваши монетки, – сказал он. – Но грабить убитую горем мать я не буду, поэтому считайте щедрым подарком потраченное мной время на вас. Забирайте ваши деньги, и всего вам доброго.
Но женщина не взяла деньги. Вместо этого она рухнула на колени, протянув к бронестеклу руки с растопыренными пальцами, между которыми была зажата обгоревшая голова мертвеца.
– Все что угодно! – проревела она неженским голосом. – Я на все готова! Верните мне моего ребенка!!!
За свою жизнь Захаров видел многое, и подобные сцены его абсолютно не трогали. Он уже хотел было приказать кибу вышвырнуть наемницу обратно в Зону, но, вглядевшись в искаженное искренним страданием лицо посетительницы, внезапно передумал.
– Все что угодно? – переспросил он. – Вы уверены?
– Да! Да!!! Да!!!
От звериного рева женщины, рвущегося из ее груди, казалось, сейчас вывалится бронестекло, не выдержав ударов звуковых волн.
Академик поморщился.
– Во-первых, словосочетание «да-да» – это моя прерогатива, попрошу без плагиата, – сказал он. – Во-вторых, прекратите этот цирк, у меня от него уже уши болят. И, в-третьих, заканчивайте ползать на коленях, поднимайтесь и пройдемте в мою лабораторию. Ничего не обещаю, голова трупа в ужасном состоянии, но посмотрим, что можно сделать.
– Спасибо, спасибо, – лепетала женщина, неловко поднимаясь на ноги.
– За «спасибо» я не работаю, – усмехнулся ученый. – Только за большие деньги либо ради науки. Больших денег у вас нет, но, возможно, мы сможем взаимовыгодно посотрудничать в рамках интересного для меня эксперимента.
Климентий хорошо знал эти места и указал мне на ручей, бивший из-под камня неподалеку.
– Мерил тут фон с неделю назад, было около ста рентген, – сказал выпускающий Арены. – Ерунда для настоящего сталкера, так что мойся-стирайся. У меня даже где-то в коляске собачий шампунь завалялся. Надо?
– Ни разу не мылся таким, но давай, – сказал я. – Лучше пахнуть псиной, чем тухлятиной.
– Да не, он вроде ничо так пахнет, – пожал плечами Климентий, протягивая мне флакон, в котором тягуче переливалась жидкость цвета мочи желтушного больного. – Сам мылся им пару раз, нормально все.