Закон бандита

За время нашего отсутствия Индус даже не пошевелился. Честно говоря, не похож он был на исцеленного. Черты его лица заострились, словно у покойника, чернота от кончиков ногтей поднялась выше, захватив их полностью и даже немного перейдя на фаланги пальцев…

– Это тело уже не восстановить, – перехватив мой взгляд, сказал Болотник. – Я надеялся собрать из той девочки и него хоть одного здорового человека, но потом понял, что это невозможно. Я не волшебник, безнадежные больные случаются и у меня. Но потом я понял, что есть выход.

Я внимательно посмотрел на целителя. Невероятная догадка промелькнула у меня в голове…

– И тогда… ты сделал так, что его брат прилетел сюда?

Болотник вздохнул.

– Знаешь, что самое страшное в моем Предназначении? Не боль, которую я ощущаю, когда лечу живые существа. Она ничто по сравнению с муками выбора, когда тебе, и только тебе, нужно решить, кому жить, а кому умереть. Это все сказки, что я лечу любого, кто ко мне обратится за помощью, – и мутанта, и хорошего человека, и последнюю сволочь. Все не так, Снайпер. Я умею не только лечить, но и влиять на события, происходящие в Зоне очень далеко от меня. Поэтому я выбираю. Каждый раз, когда кто-то вроде тебя отказывается взять на себя этот выбор. И сегодня я подумал, что жизни многих подонков не стоят того, чтобы умер один относительно неплохой человек, от которого в будущем может зависеть судьба Зоны. Его тело уже практически умерло, но мозг пока жив. Жаль, конечно, что ты изуродовал сердце этого бандита, но, надеюсь, это поправимо. Поэтому не будем терять времени. Дай мне твой нож.

Я неуверенно вытащил из ножен «Бритву».

– Но она не любит чужих…

Болотник требовательно протянул руку.

– Для меня в Зоне нет ничего чужого. Давай.

Несмотря на уверенность целителя, я серьезно опасался, что «Бритве» не понравится прикосновение руки другого человека и оно закончится так же, как когда-то с Халком.

Но я ошибся.

Болотник уверенно взял нож в руку. Клинок «Бритвы» всегда слегка отливал синевой, но тут он почти мгновенно загорелся яркой лазурью, словно превратился в осколок Монумента.

Этим сверкающим ножом Болотник деловито отрезал голову Катара, после чего проделал то же самое с Индусом.

Я ошарашенно смотрел на происходящее. Признаться, ожидал чего угодно, но не вот такого радикального обезглавливания двух тел, на срезах шей которых теперь мерцала синева, словно их намазали фосфоресцирующей краской.

А Болотник небрежным движением руки сбросил со стола голову Катара, которая со стуком упала на пол и закатилась в угол. Но Болотнику уже было не до нее. Он вернул мне нож, рукоять которого стала теплой, почти горячей от избытка энергии, после чего бережно взял голову Индуса, приставил ее к телу Катара и, положив руки на место соединения, закрыл глаза.

Я видел, как меж его пальцев мерцает лазурь, словно он ладонями прикрывал синюю лампочку, готовую вот-вот потухнуть. Временами мне казалось, что это произойдет в следующую секунду, ибо пару раз сияние почти совсем пропало. Но Болотник лишь сильнее стискивал зубы, так что я слышал их приглушенный скрип сквозь плотно сжатые, побелевшие губы – и почти потухшая синева разгоралась вновь.

А потом у Болотника начали трястись руки. Стачала мелко, едва заметно, а потом все сильнее. И в какой-то момент я понял – сейчас старик просто отрубится от напряжения…

Тогда я подошел и своими ладонями прижал перевитые венами руки Болотника к шее Индуса. Или Катара?… Неважно. Понятно было одно: целитель сейчас из последних сил борется за чужую жизнь, рискуя потерять свою. И все, что я мог сделать, это сказать:

– Держись, сталкер. Помни – это твое Предназначение. Исполни его до конца.

Болотник вздрогнул, взглянул на меня, кивнул.

И тут я почувствовал, как мои пальцы начали стремительно холодеть. Старик забирал у меня жизненную энергию, словно из неожиданно подключившегося аккумулятора. Наплевать. Если надо – пусть берет. Не хотелось бы, конечно, чтоб полностью жизнь выкачал – с его неоднозначной философией спасения раненых от него запросто можно и такое ожидать. Но, с другой стороны, если взялся помогать, нужно делать это до конца. Иначе не стоило и браться.

Так прошло несколько минут, а может, часов. Время словно растянулось, превратившись в вязкую, неприятно пахнущую субстанцию, заполнившую эту комнату. А может, это просто воняло обезглавленное тело Катара, из разрезанной шеи которого на стол натекла лужа неестественной черно-зеленой крови…

Наконец, когда у меня от слабости уже начали подкашиваться ноги, Болотник глубоко вздохнул и сказал:

– Кажется, все. Я уж не надеялся, что получится, но когда работаешь с телами родных братьев, шансы на успех всегда выше.