Это была человеческая голова, словно отрубленная гильотиной. Срез шеи казался немыслимо ровным, так ни ножом, ни топором не откромсаешь.
А потом Меченый вернулся, взял эту голову – и бросил, будто и правда волейбольный мяч над низкой теннисной сеткой запустил. Примерно на уровне метра-полутора над землей. И не между березами, как можно было ожидать, а левее ближайшего к нам дерева.
И тут случилось интересное.
Пролетая мимо березы, голова распалась надвое, словно разрезанная невидимым смертоносным лучом. В результате на проплешину в траве упали две половинки обтянутого кожей черепа, внутри которых хорошо был виден белый мозг с кровавыми прожилками, словно перед тем, как сталкеру отрезало голову, он успел умереть от инсульта.
– Что бы это могло быть? – задумчиво проговорил Японец.
– Аномалия новая, что ж еще? – пожал плечами Меченый. – По ходу, «мусорщики» что-то у себя мутят, выкидывают в наш мир новые, невиданные отходы. А наша природа с ними взаимодействует. И оттого получается всякая хрень типа этой. Думаю, береза то ли паутиной какой, то ли еще чем-то невкусную для нее башку отрезает, а корни утаскивают под землю оставшуюся вкусняшку. Проплешина в траве неслучайна, туда они тело и затащили.
– Или сок березовый особый впрыснули в тело, оно разложилось, а корни впитали питательную кашу, – предположил я. – Видишь, края проплешины будто слегка выжжены. Похоже на действие какой-то кислоты.
– Да не суть, – отмахнулся слегка уязвленный сталкер. – Название надо бы ей придумать… Пусть будет «струна» – некоторые нехорошие люди порой их натягивают меж деревьями, и той струной мотоциклистам головы сносит.
– Так она ж не между деревьями, – заметил я, – а вроде как сбоку от них.
– Тогда сам название придумывай, если такой умный! – окрысился Меченый. – Что, блин, за жизнь пошла? Теперь мимо обычных деревьев ходи да думай, отчекрыжат они тебе башню или нет.
В общем, аномальные березы мы обошли по приличной дуге и, вновь выйдя на след, направились дальше. Прошли примерно с километр, периодически бросаясь гильзами в особо опасные места на предмет проверки, аномалия там или нет. Разок нарвались на небольшой гравиконцентрат, в мгновение ока превративший гильзу в вытянутый металлический блин. Заметили в лесочке молодого ктулху, который, увидев нас, довольно резво свалил.
– Разведчик, – невесело хмыкнул Меченый. – Сейчас прибежит, своим доложит, что видел трех аппетитных сталкеров, и придется нам отбиваться от целого стада, пока патроны не кончатся.
– Не придется, – проговорил Виктор, смахивая со лба внезапно выступившие капли пота. – У него мозг простой, не то что человеческий. Стереть память о нас оказалось довольно легко.
– Что-то тебя нехило качнуло с того простого мозга, будто литр, не выдыхая, в себя вылил, – заметил Меченый. – Но если и правда ротощуплому тыкву простерилизовал – уважаю. Так ты псионик, получается? Аккуратнее, в Зоне их отстреливать принято.
– Хотел бы я посмотреть на того, кто решит отстрелить Японца, – хмыкнул я. – «Струна» твоя ему детской игрушкой покажется.
– Не, я не против, крут он бесспорно, – кивнул Меченый. – Но в глаз же ему кто-то засветил – вон фонарь на полряхи расплылся…
– То человек, можно сказать, за твою свободу пострадал, – пояснил я. – Хорош языком молоть, реально утомил.
– Да это я в подвале в молчанку наигрался, вот меня и распирает, – вздохнул сталкер. – Принято, все понял, заткнулся.
Но через минуту все же вновь подал голос:
– Блин, что за погоняло такое – Крезар? Первый раз слышу про такого перца в наших местах.
– Может, от английского «крези», – предположил я. – Типа, псих на всю башню.
– Может, и так, – отозвался Меченый. – Ладно, дойдем до намеченной точки – разберемся.
Когда кто-то тебя полностью контролирует – это действительно страшно. Вроде все осознаёшь, и даже кажется порой, что совсем немного – и ты сможешь что-то сделать, вырваться из-под пресса чужой воли и вновь стать самим собой. Не послушной тварью, приученной к повиновению болью и страхом, а тем, кем был раньше…
А может, и не был никогда. Может, смутные обрывки воспоминаний, порой всплывающие в сознании, это всего лишь сны. Изредка Хозяин разрешает поспать, и тогда они время от времени пробиваются наружу из-за сплошной черной Стены, тревожат, мучают – и одновременно дарят надежду на то, что все когда-то изменится. Но в глубине души ты знаешь, что никогда ничего не поменяется, что это рабство – навечно. И тогда остается лишь ждать очередного сна – и очередных сновидений… Правда, если их заметит Хозяин, то накажет очень больно, а потом надстроит и укрепит Стену, которая и так в длину протянулась до горизонта, а в высоту подперла облака.
Разумеется, физически никакой стены не существовало. Это был мощный ментальный блок внутри сознания, порабощенного другим сознанием. И это самое другое сознание, когда ему было угодно, пользовалось знаниями пленника. Приходило, словно на склад, бесцеремонно рылось среди тысяч стеллажей, где все было разложено по полочкам, находило то, что ему требовалось, – и исчезало.
Правда, исчезало не всегда.