— Ничего этого нет, — сказала я поспешно. — Это просто вопрос. Теоретический.
Губы мужа дрогнули в нервной усмешке.
— А, ну да. Я так и понял. Теория, значит… Тогда я тоже теоретически отвечу, да? Или тебе не нужен мой ответ?
— Почему не нужен — нужен, — пробормотала я, чувствуя, как щиплет глаза. Только бы не расплакаться! Сашка тогда сразу поймёт, что ничего я не теоретически, а вполне себе практически. Да, точно пока неизвестно, но вероятность всё же огромная.
— Во-первых, аборт тебе делать нельзя, — вздохнул Сашка, на мгновение закрыв глаза. Он по-прежнему был бледен, как умирающий. — Ни в коем случае. Ты потом себя сожрёшь за подобное, по психике ударит будь здоров. Никакой брак не стоит жизни ребёнка. Тем более наш — разрушенный почти до основания.
Я всё-таки заплакала.
Сидела и чувствовала, как по щекам потоком текут слёзы, попадая в рот — и внутри сразу стало солоно, будто я глотнула свежей крови.
Но в комнате было темно, да и звуков я не издавала… Может, Сашка не заметит?
— Во-вторых, — продолжал муж тихо и глухо — как будто его что-то душило, мешая дышать, — не вздумай задавать такие теоретические вопросы ни моей маме, ни Лизе, ни кому-либо ещё. Они ничего не должны знать!
— Почему? — В голос всё-таки прорезался всхлип.
— Не плачь, — произнёс Сашка строго, и я заметила, что он сжал ладони в кулаки. Как будто хотел подойти и обнять меня, но сдерживался. — Слезами тут не поможешь. Что касается твоего вопроса… У любого человека есть предел терпения. Я очень сомневаюсь, что мама и остальные смогут это принять. Не хочу, чтобы тебе было больно, Марин. Не надо им говорить. Ты беременна от меня — и всё.
— Но как? — вновь всхлипнула я и скривилась. — Они не смогут принять — а ты сможешь, что ли? Тебе ведь ещё сложнее!
— Сложнее, — буркнул Сашка, и я, несмотря на сумрак, увидела, как сильно он нахмурился — до двух глубоких морщин на лбу. — Не то слово. И сейчас я не готов дать тебе ответ, даже теоретический. Мне надо подумать. И это в-третьих.
— О чём ты будешь думать? — вздохнула я и потёрла ладонью мокрые глаза. — Тут всё и так понятно. Если раньше наш брак был разрушен почти до основания, то эта беременность даже фундамент снесла.
— Я не знаю, — упрямо повторил Сашка, по-прежнему хмурый и бледный. — Говорю же — мне надо подумать. Возможно, я действительно не смогу с этим примириться. В любом случае исполнять родительские обязанности я буду, иначе это станет слишком болезненным для всех нас, в том числе для Вики и Даши. Представляешь, что они подумают о тебе, когда вырастут? Не надо нам этого.
Я не ожидала такого.
Хотя Сашка с самого начала говорил нечто подобное. Если я не скажу родственникам о том, чей ребёнок, но при этом Сашка будет игнорировать этого малыша, всё станет более чем очевидно и без всяких слов.
— И ты… готов к такому?
— Повторюсь, — уже почти огрызнулся муж, и я вдруг поняла: он злится. — Сейчас я не понимаю, к чему я готов, а к чему нет. Мне надо подумать, Марина. Я не святой. И да, меня это всё, мягко говоря, не радует. Но что-то необходимо делать, невозможно просто проигнорировать случившееся.
Сашка замолчал. Несколько секунд просто сидел, таращась в никуда — на меня не смотрел, — а потом уронил голову в подставленные ладони и устало потёр лицо.
— Блядь, Марина… — выдохнул он, и прозвучало это весьма недвусмысленно. Впрочем, вряд ли Сашка действительно хотел оскорбить меня — это я понимала. — Только я чуть свободнее вздыхаю, что вот, кажется, всё начинает налаживаться, как бац — и вновь очередная пропасть. Я уже начинаю думать, что нам действительно лучше развестись и встречаться только на день рождения Вики и Даши.
Если бы при помощи слов можно было окунуть человека в прорубь — то Сашка сейчас сделал бы это со мной.
Я вся похолодела при мысли о подобном исходе.
— Я не хочу… — выдохнула неожиданно и непроизвольно потянулась к мужу. Достать до Сашки я не могла — он сидел слишком далеко, — просто в этот момент к нему устремилась моя истерзанная нашими размолвками душа. — Не хочу…
— А я не знаю, чего я теперь хочу, — прошептал Сашка себе в ладони, быстро вскочил с дивана и просто ушёл, не оглядываясь.
92
Маринка, Маринка…
Бедовая ты моя девочка…
Один Бог знает, сколько всего я хотел ей наговорить в тот момент, когда она «чисто теоретически» решила поведать мне про беременность от Антона. Наорать на неё от души, поинтересоваться — ну как, стало тебе легче от этой внебрачной связи? Развлеклась, отомстила мужу-козлу — молодец, но с собой-то ты что сделала? Разве оно того стоило?!
Промолчал я по многим причинам. Во-первых, жалел её, дурочку. Будь Марина похитрее и поопытнее в подобных аморальных делах — не возникло бы никакой беременности. Но она же чистый, наивный человек! Не зря говорят: не умеешь — не берись. Это всего касается, в том числе и подлости. Не все могут юлить и обманывать, не все способны разрушать. Марина — человек созидания, и любые действия, направленные на разрушение чего бы то ни было, разрушали заодно и её саму.