Закон десанта – смерть врагам!

Он первым бросился на лестницу, за ним Борька, за Борькой еще кто-то.

Из холла второго этажа вид на ворота открывался не полный, но хоть какой-то. За оградой красовались два устрашающих «Крузера» с тонированными стеклами. Один застыл впритирку к воротам (хотел заехать, но не мог) — виднелась гладкая крыша и край запаски в фирменном чехле. Другой поодаль — при всем параде — с вывернутыми колесами и задранным в небо капотом. Двери первого раскрыты, мелькали субъекты в буро-зеленом одеянии — они-то и долбились в ворота, наращивая силу ударов. Загородивший проезд автобус они, конечно, не видели, иначе перестали бы страдать ерундой и задумались.

У сидящих во втором джипе лопнуло терпение. Двери распахнулись синхронно, явив двоих штатских и троицу в камуфляже — без особого интеллекта на рожах, зато при автоматах. Один из штатских — представительного вида господин в дорогой пропитке и при галстуке — что-то сердито крикнул долбящимся в ворота. Поднял голову… Вадим отшатнулся, толкнул Бориса.

— В сторону… — Борис, похоже, впал в ступор. Лицо белое, в глазах муть, покорность судьбе. Он шатнулся неловко, прислонился к стеночке и мелко задрожал.

Под окошком скрючился Мостовой. Его трясло по-крупному, зубы стучали, на лбу испарина.

Вадим ударил Борьку в плечо — долой оцепенение.

— Слушай, Борис, дважды не повторяю. В плен сдаваться не резон; нутром чую — нас используют и не пощадят. За бойлерной — канализация. Люк открыт, прикрыт жестью. Куда ведет — не знаю, пролезем ли — не знаю. Желающие могут остаться. Но ты же этого не хочешь? А теперь слушай внимательно. Жалкие минуты у нас есть. Автобус не даст им проехать, ворота заклинены. Поколотятся, потом подорвут, если есть чем. Тащи фонарь и давай мне. Бери курево, нож, оружие… Сумку не бери, с ней не пролезем. Уходим через окно в столовой. Ты контролируешь толпу, я с огнем — вперед, на белом коне.

— Подожди, — спохватился Борька. Бледность прошла, и Вадим опять поразился быстроте реакции этого парня. — Никто из нас не должен остаться. Останется чужак — это как два пальца… Они обложат канализацию и возьмут нас на выходе… если он есть, этот выход.

— Правильно, — удивился Вадим, — подключаем Макса. Что не так — бьем по рожам. Ходу, Борька, мы должны затолкать эту вялую публику в трубу!

Аргументировать пришлось пинками. Впрочем, не всех. Но в эти проблемы Вадим уже не вникал. Довести людей до трубы — пустяк. Запихнуть десять человек в трубу — вот проблема! Вадим распахнул окно, прошипел, что последний закроет, и сиганул в кусты. Колотьба в ворота прекратилась — на той стороне яро диспутировали. Он помчался по низине, давя крапиву, не чувствуя ожогов. Слетел к бойлерной, побежал к свалке. За спиной дружно стонали женщины, хрипел какой-то мужик, которому Макс щедро отвешивал пендели (извинения потом, главное — время). Вадим подскочил к листу жести, стащил его с люка. И чуть ли не на лету перехватил Валюшу, уже ныряющую в колодец.

— А ну, куда поперек батьки?

Дальнейшее протекало как в дурном ужастике, которые он терпеть не мог. Как лидер «группы риска», он первым опустился на дно, поймал Валюшу, с воем бомбы летящую в объятия. Принял Жанну, Екатерину, упирающуюся Рухляду. Если первая с горем пополам еще лавировала между бредом и реальностью, то две последние были уже на грани сумасшествия.

— Просто ползите, — сказал он, — берегите дыхание и ни о чем не думайте. Думать буду я. И помните — за вами следуют остальные. Остановитесь — подведете всех. Валюша, дуй за мной! Представь, что ты солитер, а вокруг тебя — такой вкусный кишечник.

Последнюю мысль он озвучил зря. Атмосфера в канализации и так омерзительная. Он прополз метров десять, когда позади кого-то вырвало. Кто-то заплакал. Кто-то гнусно выматерился.

— Ползешь? — бросил Вадим через плечо.

— Нет, пешком иду, — ворчливо отозвался голос в трубе. — Ты ползи давай, Кольцов, не задавай тупых вопросов. И ногами поменьше дрыгай — у меня макушка не резиновая.

Он узнал то место, откуда в панике повернул обратно. В голове сработал указатель — здесь! Хреновое место — если диаметр трубы еще больше сузится, Гароцкий не пройдет, тушка та еще. Каким он там по счету? Да неважно. Каким бы ни был, а «голова ящерицы» поползет дальше — и хвост потащится; не жить же им в этой трубе! И успехов вам, ребята, в труде и обороне…

Очень странно, но удача пока была на их стороне. Скользкие стены больше не сужались, с трудом, но ползти все же было можно. Но воздуха становилось меньше, хватать его ртом приходилось чаще и глубже, пот заливал глаза, а желтый луч фонарика выхватывал из темноты все одно и то же — дрожащее кольцо трубы с непроницаемо черной сердцевиной…