Закон десанта – смерть врагам!

Первый направился было к выходу, однако зачем-то вернулся и побрел по коридору, путаясь в мотне, свисающей, как огромный курдюк. Вадим убрал голову из дверного проема, прислонился к стеночке. Мысленно он очертил прикладом дугу, метя в челюсть гостя — кромсая зубы и десны. Однако до «прикладства» не дошло. Человек остановился напротив, зашуршал мотней. Потекла струйка. Закончив дела, человек покряхтел, побрел обратно. Вадим, поколебавшись, высунулся снова.

Второй прикуривал, с неодобрением посматривая на часы.

— Пора. Эти проглоты уже завтрак съели.

— Успеем, — первый вынул сигарету, прикурил у второго, — куда спешить, Виталя? Пожрать не успеем — опять снарядят в облаву. Психует ихний босс — не ушли бы эти гаврики.

— Да куда они уйдут, не Карлсоны, — второй со смаком харкнул под ноги. — Зарылись где-нибудь под елочками, доходяги хреновы… Троих осталось отловить — двух мужиков и девочку-ромашку. На хрена ему эта девочка — я вообще не втыкаюсь. Да и мужика, того, что с автоматом, моя бы воля — в расход без базара. Уж больно шустрый. Четверых за ночь выбил, с-сука… Антипов, ты чего там, вконец обделался? Давай резче, труба зовет!

— Да иду я… — опять заскрипела лестница, спускался третий — судя по шагам, «засранец» был грузным.

Вадим прислонился к косяку. Как и водится, запершило в носу, зачесалось во всех местах — от темечка до пяток. Но это еще цветочки! Из проема напротив беззвучно появилась Валюша — та еще картинка. Глаза, как юбилейные десятирублевки, от страха — всеми цветами спектра, и руками энергично дубасит по воздуху, намекая, что недалек тот день, когда она чихнет, и процесс уже не остановить! Позабыв о своих желаниях, Вадим на носках метнулся к девчонке, прижал ее головку к животу, закрыл полами куртки — пусть чихает на здоровье. По крайней мере глухо… В живот пихнуло. Действительно глухо. Все равно громко! На их счастье, трое уже сходили с крыльца. Идущий позади — расхристанный толстяк — активно жестикулировал. Вояки, называется. Парни в камуфляже, сопровождавшие господина в джипе, производили более устрашающее впечатление. Очевидно, разные ведомства. А в этих, кроме болтающихся за спинами АК-74, ничего опасного. Штаны не по размеру, на ногах обросшая зеленью кирза. Бушлаты надеты небрежно — а манера носить одежду говорит о многом. На головах кепочки с меховой подкладкой — своего рода треухи. Небриты, нестираны. Не сказать, правда, что заморыши. Да и возраст самый бойцовский — лет по тридцать.

Продравшись через сорняки, троица потопталась у дровяной груды. Один навестил «банно-прачечное» хозяйство, другой забрался в сарай, а выбрался почему-то из соседнего и долго потешался за спинами «однополчан», ожидавших его появления вовсе не оттуда. Переругиваясь, медленно потянулись со двора.

— В коридор, Валюш, и на цыпочках, — бросил Вадим.

— Да я с тобой уже все цыпочки поломала, — огрызнулась девчонка.

Повторения визита можно было не бояться. По крайней мере, в ближайшие часы. В сливном желобе, забитом глиной, обнаружились остатки дождевой воды. Разделили по-братски: недопитое Валюшей допил Вадим. Исследовав сарай, он нашел просторный сухой погреб. Действительно, из него вели две двери — одна непосредственно наверх, другая земляным коридором в соседнее строение. Думать о причинах столь загадочной «архитектуры» не хотелось — в погребе не дуло, стены были обшиты самолетным дюралем, и очень ненавязчиво пахло химией. Вряд ли двадцать лет назад здесь хранили удобрения — вроде не совхоз. Но какие-то химикалии — очевидно. Вадим развел компактный костер на полу погреба — в дровяной груде у крыльца нашлись сухие доски. Если не жечь больше одной доски одновременно, решил Вадим, то обильного дыма не будет. Пусть уходит через люк. А там просочится через дырявые стены — и в «страхосферу». Со стороны незаметно. Валюша уснула почти мгновенно, свернувшись в клубочек, а он сидел и смотрел на огонь. Сигареты давно кончились, еда — не начиналась. Валюша слабела на глазах — третий день от сотворения гадости явно ее добивал. Даже думать не хотелось, в каком состоянии ребенок проснется. Кольцов сам слабел — он понимал это и пугался. Проживут они в бегах еще один день, без еды, на холоде — последствия для организмов будут самые плачевные. Особенно для детского.

Кольцов уснул. А когда проснулся, бросился раздувать тлеющую головню. С той минуты не смыкал глаз — сидел в раздумьях на гнилой доске. Иногда выходил на улицу — за очередной порцией топлива. День тянулся резиновой загогулиной, а Вадим уже и не спешил. Уходить из сарая он не планировал. Устыдился возникшего желания сдаться в плен, но ненадолго. Когда-нибудь придется, как бы гадко ни звучало. В итоге он заключил сделку с совестью — никуда не ходить, сидеть у костра и греться. Кому надо — сами придут и заберут, он не будет ссылаться на права человека.