Закон Единорога

Похоже, мысль о моей безвременной кончине изрядно потешала д'Орбиньяка. Наконец, освободив меня, «во цвете лет ушедшего», от необходимости выслушивать каскад его черного юмора, он прервал прощальное слово и резонно спросил:

– А дурацкое прозвище зачем?

– Это что! – гордо сообщил я. – У меня еще есть маска того же цвета, что и прозвище, и перчатки…

– Из того же материалу, – завершил мою фразу Лис. – А какого рожна все это, извините, надо?

– Вот тут-то мы подходим ко второму номеру нашей обязательной программы. Ты не забыл, что Рассел просил нас как-нибудь на досуге разобраться с империей?

Рейнар скептически хмыкнул.

– Я не забыл. Мне его светлость двадцать третий герцог Бедфордский на эту тему чуть тонзуру не проел. Я так понимаю, что у тебя в связи с похищением Лауры как раз наступило время досуга?

– Правильно понимаешь. Так вот. Известного тебе благородного рыцаря наш старый знакомый Отгон при первой же личной встрече, если его, конечно, паралич не разобьет от радости свидания, скорее всего повелит живьем замуровать в стену. А циркового бойца, глядишь, и не заметит. Ну, а поскольку встретиться мне с ним все равно надо, то пусть лучше это произойдет тогда, когда я этого захочу.

– Ну-ну. А империю ты при этом как разваливать будешь? При помощи дрессированных собачек? – похоже, эта мысль привела Лиса в восторг. Мне оставалось только развести руками.

– Пока не знаю. Но в нашем деле есть еще пункты «три» и «четыре».

– О Господи! – мой друг воздел руки к ночному небу. – Когда ты все это успел? Меня не было что-то около двух недель. Даже меньше. Когда я уезжал, для того, чтобы оторвать тебя от ложа печали, нужно бьыо, рискуя жизнью, чуть ли не ползком…

– Лис, чего ты суетишься? Дела эти нам все равно делать придется. Так что дыши глубже. Итак, дело первое: сорвать переговоры между Францией и Империей.

– …А второе – насадить мусульманство в Исландии.

– Ты не прав, – я грустно вздохнул. – Но, в общем-то, это скорее мое личное дело.

– А Лаура? – Рейнар положил руку мне на плечо. – Капитан, твои личные дела с некоторых пор так сильно переплелись с делами службы, что я, например, не возьмусь определить, где кончаются одни и начинаются другие. Знаешь, что? Мы будем делать то, что почитаем должным, и, как говорится: «Бог, храня корабли, да помилует нас!» Пошли вьшьем. Нас, поди, уже заждались.

– …Ну, битие кнутом собак, проспавших вора, это дело обычное, – донеслось до нашего слуха, едва мы вновь очутились в доме гостеприимной Мадо. Угар радостной встречи уже спал, и теперь вся честная компания, включавшая в себя уже и приезжих циркачей, сидела вокруг стола, слушая рассказы Бельруна и ве селого, разбитного монашка в черной сутане бенедиктинца.

– Это кто? – шепотом осведомился я у вошедшего вместе со мной Рейнара.

– Брат Жан из Везеле, – ответил он. – Мы встретились с ним вчера в одной деревушке, жители которой, похоже, так и не сподобились придумать ей название. Веселый брат увещевал поселян, когда те вознамерились забить камнями свою молодую одно сельчанку за то, что та была красива.

– И что же?

Лис безмятежно почесал затылок и пояснил:

– Брат Жан доказывал им, что красота не есть несомненный признак дьявольского происхождения, а я подкреплял его слова вескими аргументами. По-моему, проповедь удалась на славу! – он расплылся в самодовольной улыбке. – Это нас очень сблизило, – закончил Рейнар, с приязнью оглядывая продолжавшего свое повествование монаха.

– …Однажды в Понтиньи мне довелось слышать о местном судье, который со всей суровостью, подобающей его положению, приговорил к повешению свинью… – за столом послышался дружный смех. Мы подошли поближе, ловя суть рассказа. Брат Жан, сохраняя полнейшую серьезность на лице, продолжал описывать курьезный случай:

– Вы зря смеетесь! Она совершила тягчайшее преступление, пожрав своих детей! – он состроил гневную и осуждающую физиономию. Честная компания вновь покатилась с хохоту.

– Правда, – помолчав, добавил святой отец, – насколько я могу судить, сам господин судья за свой век съел куда больше поросят! Но так уж, видно, повелось в миру: что сходит с рук пастырям, не прощается свиньям, – завершил под всеобщие смешки брат Жан.

– И что, несчастную свинку действительно повесили? – раздался мелодичный девичий голосок где-то из-за спины бенедиктинца. Совсем молоденькая девушка робко глядела огромными серыми глазами на собравшихся.

– Это та самая «ведьма», которую мы отбили… то есть отговорили в этой чертовой дыре, – шепнул мне Лис. – Ну не гады? На такую красоту руки свои грязные подняли. Поотбивал бы уродам их дурацкие головы, – он грустно вздохнул. – Святой отец отговорил.

Девушка действительно была несказанно хороша. Тонкое, бледное личико, обрамленное длинными черными волосами, на котором кротко светились каким-то внутренним светом глаза, создавало впечатление такой беззащитности, что это наводило на мысль, что это обман и дело без нечистого не обошлось. «Да уж, – подумал я, – немудрено, что односельчане ее хотели забить камнями…»