Закон есть закон

Мы двигаемся дальше. Нам никто не мешает. Торговцы, из тех, кто до последнего не верил, что закон падет, второпях закрывают ставнями окна. Одну лавку уже грабят – без крови и смертоубийства, просто, подобно муравьям, поедающим мертвую тушку, растаскивают все: бутылки в первую очередь, потом остальное: мешки с мукой и крупой, копченья, соленья и в придачу уже детали самой лавки. Какой-то шустрый мужичок волочит украденный кассовый аппарат. Хозяин не вмешивается, он сидит у входа и смотрит остановившимся взглядом на грабителей. Возможно, уже после заката, осознав гибель своего дела, он сам, вооружившись цепью и ножом, примкнет к какой-нибудь банде.

Засмотревшись на эту сцену, я натыкаюсь на цепь, натянутую поперек улицы, и едва не падаю. Ада успевает подхватить меня под локоть и поддержать.

Поражаюсь в который раз: откуда берутся эти цепи, если натягивают их только в дни хаоса – то есть раз в пятнадцать-двадцать лет. Бывает, разумеется, и чаще. Но все равно – получается, их хранят годами, чтобы использовать всего несколько дней. Чтобы замкнуть в ловушке добычу, чтобы упиться грабежом как можно дольше…

Меня всегда удивляло, как после долгих лет спокойствия и послушания люди с легкостью хватаются за обрезки труб и ножи. Как будто их добропорядочность была чем-то вроде одежды, которую так легко сбросить, а потом снова надеть, не замечая кровавых пятен на обшлагах и подоле. Преступники и жертвы забывают о случившемся одинаково легко.

Но почему никто не пробовал в эти дни заняться чем-то иным? Или кто-то все же пробовал?

– Пятнадцать лет назад, – сказала Ада, – когда отец ушел искать Кайла, он оставил дверь открытой, только натянул покров из синевы. Я помню, как мы с мамой сидели в гостиной, дверь в прихожую была распахнута, и в свете лампы мы видели, как колебалось полотнище синевы на двери, вспухая под ударами чьих-то кулаков и ног. Часами полотнище гудело как барабан под ударами. Устав биться в открытую дверь, одна банда уходила, но тут же приходила другая. Потом третья… И так полотнище держалось почти сутки, пока отец не вернулся и не принес тело Кайла.

– Никто не умел создать автономную защиту из синевы подобной прочности, – заметил я. – Даже Леонардо.

– Но отец смог.

Я не стал возражать. Но был уверен, что там была не только синева. Допустим, если прошить моими кружевами мой же покров из синьки, он простоит даже дольше суток. И разрушить его – причем мгновенно – могу только я.

Возможно, Граф сделал нечто подобное. Но что именно – не сказал никому. Разве что… остались записи в его архиве.

– Ты нашла объяснение в бумагах отца? – закинул я удочку.

– Хочешь купить меня задешево? – усмехнулась Ада.

– Тогда зачем ты мне об этом рассказала?

– Чтобы немного тебя помучить.

* * *

Наш спор прекратился – просто потому, что мы стали карабкаться по узкой улочке к дому Макса. Переулок был пустынен, ставни закрыты. Наивные… Впрочем, кое-где это может сработать. Если домики бедные, семьи многолюдные, туда вряд ли сунутся в первые дни. Есть шанс, что новый магистр быстро захватит башню, и новые законы вступят в силу, тогда большинство домов уцелеет.

Дверь Максова дома была открыта, на пороге стоял поэт. Волосы его торчали дыбом, глаза блуждали. Один глаз был подбит, а на лбу вспухала здоровенная шишка. Интересно, кто его так разукрасил? Неужели на Максову нору напали?! Или ребята так классно поболели за своих кумиров!

– Син! – заорал он, увидев меня. – Почему так долго?!

– Почему дверь открыта, Ланс? – ответил я вопросом на вопрос. – Или Макс тебе не сказал, что после падения Пелены надо сидеть тихо и не высовывать носа за порог?

– Закон пал! – поведал мне он. – Вечность… Свобода… Свобода… Вечность…

На счет вечности – это он сильно ошибался. Максимум неделя. Иначе нам всем вечная синь и вечный покой.

– Я пьян без вина, – бормотал Ланселот. – Да что там пьян… я понял наконец, что равен теперь Архитектору.

«В чем это равен?» – хотел спросить я, но не спросил.

Мы все заскочили внутрь, и я запер дверь.

Дверь у Максима была так себе, а ведь хорошая дверь в дни хаоса – первое дело.

«Почему он не позаботился об этом заранее?» – задал я сам себе риторический вопрос.

Вот именно – почему?

Хотя если устроить завесу на манер той, о которой я только что говорил, то мы можем продержаться сутки, а то и двое. Возможно, нам этого вполне хватит. А потом начнется всеобщая свалка.

* * *

Я вошел в комнату. Стереовид все еще что-то пытался показывать, хотя гонка давно закончилась. Кролик сидел за столом и доедал копченую рыбину. Макса не было.

– Что случилось? – спросил я ледяным тоном, понимая, что дело дрянь.

Я обошел комнату, как будто Макс был какой-то мелочью, которая могла затеряться среди мебели.

– Где он? – спросил я внезапно осипшим голосом.

– Макс? – зачем-то уточнил Кролик.

– Разумеется, Макс.

– Плохо дело. Они с Лансом пошли за дверью и ставнями. Взяли тележку и пошли. А назад вернулся только Ланс.