Закон и жена

Теперь я начала понимать. Мысль, которую мистер Декстер высказал шутя, засела в ее голове, мало-помалу усвоенная ее тупым умом, и наконец вылилась в словах пятнадцать часов спустя под влиянием моего присутствия.

— Я вовсе не желаю дотрагиваться до его волос и бороды, — сказала я. — Это я предоставляю вам.

Она взглянула на меня, ее толстое лицо покраснело, бессмысленные глаза широко раскрылись от усилия высказать свою мысль и понять то, что ей отвечали.

— Повторите еще раз, что вы сказали, — вскричала она, — и говорите медленнее.

Я повторила медленно и отчетливо.

— Поклянитесь! — не верила она, все более и более волнуясь.

Я с самым серьезным видом поклялась ей. Канал виднелся невдалеке.

— Теперь вы довольны? — спросила я.

Ответа я не получила. Она уже истощила свои ресурсы для разговора. Это странное существо снова смотрело прямо между ушей лошади и громко вздыхало. Она ни разу более не взглянула на меня и не сказала ни слова до самого конца нашего путешествия. Мы проехали мимо канала, и я избежала насильственного купания. Мы проехали через множество улиц и пустырей, которые я едва заметила в темноте и которые при свете казались еще грязнее и отвратительнее. Кабриолет повернул в узкий переулок, где не мог бы проехать большой экипаж, и остановился перед забором и воротами, совершенно мне неизвестными. Открыв ворота своим ключом, она ввела лошадь во двор, а меня проводила через двор и сад к старому, почти развалившемуся дому Декстера. Пони прямо направился к конюшне, а меня безмолвная моя спутница пригласила в пустую холодную кухню, потом через длинный коридор мы добрались до приемной, в которую мы с мистрис Маколан пришли накануне через парадный вход дома. Здесь Ариель взялась за свисток, висевший у нее на шее, и издала несколько резких звуков, которые были уже мне известны как способ общения между Мизеримусом Декстером и его кузиной.

— Подождите здесь, пока не услышите свистка господина, — сказала она, — а тогда можете идти наверх.

Вот как! Меня свистнут как собаку! И что еще хуже, я должна этому покориться. По крайней мере, не извинится ли Ариель? Ничуть не бывало, она молча повернулась ко мне спиной и отправилась в кухню.

Подождав минуты две или три и не слыша свистка, я пошла в глубину комнаты, чтобы при свете рассмотреть картины, которые я заметила накануне впотьмах. Разноцветная надпись под самым карнизом объясняла мне, что это были произведения самого Декстера. Он был не только поэт и композитор, но также и живописец. На одной стене были расположены картины, «изображающие страсти», на другой — «эпизоды из жизни Вечного Жида». Случайные зрители, подобные мне, предуведомлялись надписью, что все картины были произведением пылкого воображения. «Мистер Декстер, — гласила надпись, — не имел в виду людей, ищущих природы в художественных произведениях; он вполне предавался своему воображению, природа же выводит его из себя».

Отбросив от себя всякую мысль о природе, я начала рассматривать картины, изображающие страсти.

Хотя я вовсе не была знатоком живописи, все же смогла отметить, что Мизеримус Декстер не имел никакого понятия о законах этого искусства. Картины его были очень дурно сделаны. Болезненно настроенное воображение побуждало его всюду изображать ужасы (за небольшими исключениями), что и служило отличительной чертой его произведений.