Закон и женщина

Заседание началось в десять часов. Подсудимый, введенный в палату Верховного суда в Эдинбурге, почтительно поклонился судьям и на вопрос, признает ли он себя виновным, тихим голосом отвечал отрицательно.

Все присутствовавшие заметили, что лицо подсудимого обнаруживало сильное душевное страдание. Он был смертельно бледен. Глаза его ни разу не поднялись на публику. При появлении каждого нового свидетеля, показывавшего против него, он взглядывал на него с пристальным вниманием, в остальное время стоял с опущенной головой. Когда показания коснулись болезни и смерти его жены, он был глубоко взволнован и закрыл глаза руками. Вообще было замечено с удивлением, что подсудимый, хотя и мужчина, обнаружил несравненно менее самообладания, чем судившаяся перед ним женщина, обвиненная в убийстве на основании множества неопровержимых улик. Некоторые из присутствовавших (незначительное меньшинство) признали этот недостаток самообладания в подсудимом свидетельством в его пользу. Спокойствие в его положении означало бы, по их мнению, закоренелую бесчувственность бессердечного и бессовестного преступника и было бы само по себе доказательством виновности.

Первым из вызванных свидетелей был Джон Девиот, эсквайр, исправляющий должность шерифа в Мидлотиане, На вопрос лорда-адвоката, представителя обвинения, он рассказал следующее:

«Подсудимый был приведен ко мне двадцать девятого октября. Он написал и подписал свое показание. Это было сделано добровольно и без принуждения, причем подсудимому были сделаны необходимые предостережения.

Подсудимый обвинялся в убийстве. Это было сообщено ему прежде, чем он подписал свое показание. Вопросы подсудимому были предложены отчасти мною, отчасти другим чиновником судебного ведомства. Ответы были ясные и, как мне кажется, чистосердечные».

Появление вызванной затем свидетельницы произвело заметное волнение в публике. То была сиделка, ухаживавшая за миссис Макаллан во время ее последней болезни, Кристин Ормзон.

Ответив на первые формальные вопросы, сиделка, допрашиваемая лордом-адвокатом, рассказала следующее:

«Я поступила к миссис Макаллан седьмого октября. Она страдала тогда от сильной простуды, сопровождавшейся ревматическим воспалением левой коленки. Я слышала, что до этого времени здоровье ее было удовлетворительно. Ухаживать за ней было очень нетрудно, стоило только привыкнуть к ее характеру. Она была не зла, но упряма и вспыльчива, легко раздражалась и во время своих вспышек не отдавала себе отчета в своих действиях. Мне кажется, что ее характер испортился вследствие ее несчастного замужества. Она не была скрытной особой. Мне даже кажется, что она была слишком откровенна со своими слугами, как со мной, например, насчет себя и своих неприятностей. Она не стесняясь говорила мне, когда мы привыкли друг к другу, что она очень несчастна. Она часто жаловалась на мужа. Однажды ночью, когда она не могла спать и была в тревожном состоянии, она сказала мне…»

Показание свидетельницы было прервано деканом факультета. В интересах подсудимого он обратился к судьям и спросил, может ли суд принимать такие сбивчивые и не идущие к делу показания?

Лорд-адвокат в интересах обвинения объявил себя вправе представить это показание. В высшей степени важно в этом деле выяснить на основании показаний непредубежденных свидетелей, в каких отношениях жили муж и жена, сказал он. Свидетельница — весьма почтенная особа, она сумела снискать доверие несчастной женщины, за которой ходила, когда та была на смертном одре.

После краткого совещания судьи решили единогласно, что показание не может быть принято. Свидетельница должна показывать только то, что она сама видела и заметила в отношениях мужа и жены.

Лорд-адвокат возобновил допрос свидетельницы, и Кристин Ормзон рассказала следующее:

«Мое положение сиделки давало мне возможность видеть миссис Макаллан почти постоянно, и я в состоянии рассказать многое, что неизвестно другим.

Так, например, я не раз имела возможность заметить, что мистер и миссис Макаллан жили друг с другом не совсем счастливо. Я могу представить вам пример этого, пример не из того, что я слышала от других, но из того, что видела сама.