Закон и женщина

— Я сказал, что не знаю наверное, дома ли вы, сударь, — отвечал голос встретившего меня слуги.

Последовала пауза. Легко было догадаться, что первый из говоривших был майор Фитц-Дэвид. Я ждала, что будет дальше.

— Мне кажется, что лучше не принимать ее, Оливер.

— Как прикажете, сударь.

— Скажите, что меня нет дома и что вы не знаете, когда я вернусь. Попросите ее написать, если у нее есть какое-нибудь дело ко мне.

— Хорошо, сударь.

— Подождите, Оливер.

Оливер остановился. Последовала другая, и на этот раз более долгая, пауза. Затем господин начал расспрашивать слугу.

— Молода она, Оливер?

— Молода, сударь.

— И хорошенькая?

— Более чем хорошенькая, на мой взгляд, сударь.

— А! То, что называется красавица, Оливер?

— Красавица, сударь.

— Высока она?

— Почти с меня, майор.

— А! И стройна?

— Тонка, как молодое дерево, пряма, как стрела.

— Я раздумал и решил быть дома, Оливер. Введите ее, введите ее.

До сих пор одно, по-видимому, было ясно: я поступила благоразумно, прибегнув к помощи горничной. Какой отчет дал бы обо мне Оливер, если б я явилась с моими бесцветными щеками и растрепанными волосами?

Слуга вернулся и пригласил меня в соседнюю комнату. Майор Фитц-Дэвид вышел мне навстречу. Каков был майор? Майор был хорошо сохранившийся старик лет шестидесяти, невысокий, худощавый и замечательный, особенно длиной своего носа. После носа я заметила прекрасный темный парик, маленькие блестящие серые глаза, румяный цвет лица, короткие военные бакенбарды, окрашенные под цвет парика, белые зубы, вкрадчивую улыбку, щегольской синий сюртук с камелией в петлице и великолепный перстень с рубином, сверкнувший на его мизинце, когда он с поклоном предложил мне стул.

— Любезнейшая миссис Вудвил, как это великодушно с вашей стороны, — начал он. — Я жаждал познакомиться с вами. Юстас — мой старый друг. Я поздравил его, когда узнал о его женитьбе. Теперь, позволите ли мне сознаться, — увидев вас, я завидую ему.

Все мое будущее было, может быть, в руках этого человека. Я изучала его внимательно, я старалась прочесть его характер в его лице.

Блестящие маленькие глаза майора принимали самое нежное выражение, когда глядели на меня, сильный и грубый голос майора доходил до самых мягких нот, когда он говорил со мной, манеры выражали счастливую смесь восхищения и уважения. Он подвинул свой стул ближе к моему, как будто сидеть рядом со мной было завидным преимуществом. Он взял мою руку и приложил к губам мою перчатку, как будто эта перчатка была прелестнейшей вещью в мире.

— Любезнейшая миссис Вудвил, — сказал он, бережно отпуская мою руку, — будьте снисходительны к другу, обожающему ваш прекрасный пол. Вы осветили этот скучный дом. Какое счастье видеть вас здесь!

В этом признании не было надобности. Женщины, дети и собаки инстинктивно узнают людей, их любящих. Женщины имели нежного друга, в былое время, может быть, опасного нежного друга, в майоре Фитц-Дэвиде. Я угадала это прежде, чем села на стул и открыла рот, чтобы ответить ему.

— Благодарю вас, майор, за ваш добрый прием и за ваши любезные комплименты, — сказала я, подделываясь под развязный тон моего хозяина, насколько это было прилично с моей стороны. — Вы высказали свое признание, могу я высказать мое?

Майор Фитц-Дэвид взял опять мою руку и подвинул свой стул так близко к моему, как только было возможно. Я бросила на него строгий взгляд и попробовала освободить руку. Он не выпустил ее и объяснил мне причину.

— Я сейчас услышал в первый раз ваш голос, — сказал он. — Я нахожусь теперь под обаянием прелести вашего голоса. Дорогая миссис Вудвил, будьте снисходительны к старику, находящемуся под обаянием вашего голоса. Не лишайте меня моих невинных наслаждений. Дайте мне подержать — я желал бы иметь право сказать: отдайте мне — эту прелестную руку. Я такой поклонник красивых рук! Я могу слушать гораздо внимательнее, держа в руке красивую руку. Другие женщины снисходительны к моим слабостям. Будьте снисходительны и вы. Будете? Так что же вы хотели сказать?

— Я хотела сказать, майор, что меня очень обрадовал ваш добрый прием, потому что я приехала к вам с большой просьбой.

Говоря это, я сознавала, что подхожу к цели своего посещения слишком поспешно. Но восхищение майора возрастало с такой ужасающей быстротой, что я чувствовала необходимость положить ему практическую преграду. Я рассчитывала, что зловещее слово «просьба» произведет охлаждающее действие, и не ошиблась. Мой престарелый друг выпустил мою руку с величайшей учтивостью и поспешил переменить разговор.

— Само собой разумеется, что ваша просьба будет исполнена. Но скажите же мне, как поживает наш милый Юстас.

— Он встревожен и не в духе, — ответила я.

— Встревожен и не в духе! — повторил майор. — Счастливец, женатый на вас, встревожен и не в духе! Чудовище! Я теряю к нему всякое уважение. Я вычеркну его из списка моих друзей.

— Если так, то вычеркните и меня с ним, майор. Я тоже не в духе. Вы старый друг моего мужа. Я могу сознаться вам, что наша брачная жизнь в настоящее время не совсем счастлива.