Закон Хроноса

– Понимаю, – вздохнул Оскар. – Полное безумие, конечно, но я до последнего момента надеялся, что все снова будет как прежде. Но час расставания пришел, а ничего не изменилось.

Исследователь похлопал его по плечу и снова взялся за лестницу.

– Пора. Долгие прощания не для меня. Пока, дети. Ведите себя хорошо. Я буду сообщать, где я. Обещаю. А теперь в путь!

Он взобрался по веревочной лестнице и втянул ее на борт.

– Полный вперед!

Рабочие внизу отвязали четыре каната, которые удерживали «Пачакутек» у земли. Когда корабль начал медленно подниматься, среди зрителей раздались возгласы удивления и восхищения. Люди подбрасывали шляпы и желали исследователю счастливого пути. Он махал им в ответ и благодарил. Потом корабль рванул вперед. Все заглушил гул моторов.

Они увидели, как исследователь прошел к штурвалу, и дирижабль поплыл прочь. Желтое платье Элизы светилось на носу, словно огонек, пока не превратилось в едва заметную точку.

Оскар и Шарлотта подождали, пока «Пачакутек» не исчез в облаках, потом развернулись и молча пошли к карете.

Только когда они отъехали, Оскар смог заговорить.

– Знаешь, над чем я все время ломаю голову? – спросил он. – О чем уже давно хочу тебя спросить?

Она кивнула головой:

– Выкладывай.

– Письмо.

– Какое письмо?

– Письмо из папки, которую прислал Гумбольдт из будущего. Одно было адресовано отцу, другое тебе. Не помню, чтобы ты о нем что-то рассказывала. Ты его открывала?

Девушка улыбнулась.

– Конечно! А ты как думал. Прочла через несколько часов, когда вернулась к себе в комнату.

– И?

Она ненадолго замолчала, а потом сказала:

– Это относится к путешествию во времени, в которое я отправилась вместе с Гумбольдтом.

Оскар нахмурился.

– Что еще за путешествие во времени? Не помню ничего подобного. Машину разобрали сразу после не-удавшегося покушения и упаковали в ящики. Когда вы успели ею воспользоваться?

– Не я, – успокоила его Шарлотта. – Моя копия. Шарлотта из будущего. Помнишь, Гумбольдт писал, что после убийства императора они совершили несколько небольших путешествий, прежде чем снова вернуться в свое собственное время?

– Он упоминал это в письме, – кивнул Оскар.

– Последнее состоялось по моей просьбе. В нем принимали участие только я и Гумбольдт.

– И что? Рассказывай, не мучай меня.

Девушка сцепила руки и уставилась в окно.

– Ну ладно, – согласилась она. – Теперь, когда машина разобрана и документы уничтожены, ничего не изменится, если я тебе расскажу. Речь идет о моей семье.

Оскар так и открыл рот.

– О твоей семье? Но я думал… тебя удочерили.

– Я тоже так думала. Но очень переживала, что не знаю, откуда родом, кто мои биологические родители и тому подобное. В отличие от тебя я не знаю, кто мои отец и мать. Думаю, Мария и сама не знает, кто они.

– И что ты узнала?

– Тебе это интересно?

– Да, конечно.

– Это длинная история…

– До дома еще далеко.

Она схватила его руку и пожала.

– Прекрасно, – рассмеялась девушка. – Дело было так…

Эпилог

Шотландия, сентябрь 1985…

Доктор Юлий Пфефферкорн открыл дверь и вышел в сад. Стоял теплый день бабьего лета. С моря дул легкий ветерок, раскачивая тополя. За верхушками деревьев в небо поднимался Эдинбургский замок. Со скоростью, от которой захватывало дух, над крышами носились стрижи, взмывая высоко в небо.

Домик находился на окраине города, наверху небольшого холма, среди других таких же маленьких домов. Наискосок от него жил мужчина по имени Филби – рыжий шотландец с отличным чувством юмора и вспыльчивым темпераментом. Ему принадлежал магазин одежды, в витрине которого красовался один-единственный манекен. В зависимости от температуры или времени года на манекене меняли одежду, но происходило это не слишком часто.

Пфефферкорн редко выходил из дому. Его экономка, миссис Уотчит, постоянно ворчала, что ему нужно больше бывать на свежем воздухе, но работа совсем не оставляла на это времени. Кроме исследований была еще и кафедра в университете. Называлась она довольно мудрено: прикладная механика и инженерное дело. И речь шла не просто о физике и арифметике, в которых он великолепно разбирался. Его способности в этой области, особенно успехи в Германии, помогли руководству университета сделать вывод, что он именно тот человек, который может возглавить кафедру. Да и деньги сейчас будут очень кстати. Особенно если учесть все те громадные суммы, которые требовались для его будущего изобретения.

Пфефферкорн без сожаления покинул Германию. С одной стороны, международные отношения стали очень напряженными, что предвещало в ближайшем будущем войну. С другой стороны, в империи возрастал антисемитизм. Ученый был евреем и прекрасно ощущал приближающуюся опасность.