Закон Клеменцо, или Делай бизнес быстро, приятно и легко

Я люблю твою улыбку,
Я люблю твои глаза,
Я люблю твою походку,
Я люблю твои года…
Я люблю твой нос курносый,
Брови я твои люблю,
Твои губы и улыбку,
Твои мысли я люблю…

– Мария, я люблю тебя… – Он медленно притянул ее к себе, пряча в исполинских объятиях.

– Я не могу, Ал, не могу. А как же Мишка, а Оля?

– Подождут… – прошептал Алекс.

Их губы нашли друг друга. Это был долгий поцелуй, поцелуй длиною в двадцать лет. Но через минуту они оттолкнулись друг от друга, как магниты с одноименными полюсами. Первой заговорила Мария:

– Алекс, ты что? Зачем?.. Я жила себе спокойно, а ты, что ты творишь? Почему ты мне все это рассказал, почему? Ты все равно ничего не вернешь и ничего не изменишь, только отнимешь у меня покой. Где же раньше были твои признания? Сейчас мне они не нужны, я хочу жить в гармонии с собой. Так не мешай этому, прошу…

Александр молча выслушал. Потом взял ее за плечи, притянул к себе еще раз и продолжил вспоминать строчки, проговаривая их чуть дрожащим от чувств голосом:

– Я люблю твои ресницы, я люблю твои года… Не-е-ет, я люблю наши года… Наши года… Прости меня, – перешел он на шепот и снова приник к ее губам. Второй поцелуй длился намного меньше первого.

– Алекс, стой! – резко прервала Маша и отплыла от него подальше. – Стой и не подходи, умоляю тебя!

Она опять начала рыдать, при этом громко выкрикивая ему:

– Ал, послушай меня, дорогой мой друг! Ты понимаешь, что это касается не только тебя и меня? Да, тогда ты предал только нас, но потом предавал, и сейчас предаешь, его и ее. Ты предатель, ты перманентный пре-да-тель! Ты понимаешь это? Понимаешь или нет?

– Я перманентный предатель… – с болью повторил за Марией Александр и тихо добавил: – Прости.

Ему было не по себе. Он, Александр Аксенов, который никогда никого не бросал в беде, который всегда за всех стоял горой, который всегда помогал всем, жертвуя часто своим личным, – предатель. Перманентный предатель… Ему было тяжко и обидно слышать эти слова в свой адрес от любимого создания. Гораздо тяжелее было осознать, что она права, права и еще раз права…

– Прости? И это твое слово? Ты говоришь мне «прости»? Ты испортил все, Алекс, все. Ты говоришь мне о любви сейчас, когда и у тебя трое детей, и у меня с Мишкой – трое. Ты что, Ал? Ты в своем уме? Как я могу любить тебя? Как, объясни мне?

Плач ее грозил перерасти в истерику – струями лились слезы, она уже не могла сдерживать себя.

– Ты понимаешь, что и тогда, и потом, и всегда мне нравился ты и только ты? Ты этого не видел тогда. Ты был слеп, ты был глуп и слеп! Слепой рыцарь… хренов…

Алекс взял ее за плечи, прижал к груди по-дружески, по-родственному. Мария не стала сопротивляться этому дружескому порыву, прильнула к нему и тихо продолжила:

– Я не могу так. Не могу предать своих детей и свою семью, не могу предать Мишку, Ал, пойми и прости меня. Прости меня и пообещай, что такого не повторится ни-ког-да. Забудь эту историю, забудь меня и нашу любовь. Забудь о том, что было когда-то на первом курсе, и давай жить с нашими половинками в мире и согласии. И не столько с нашими половинками, сколько с самими собой. Это важно, друг мой. Я любила тебя, но мне казалось, что ты недолюбливал меня. Потом я поняла, что ты влюблен в Ольгу, и мне ничего не оставалось, кроме как забыть свое чувство. Я погасила его колоссальной силой воли. Я смирилась и то же самое тебе рекомендую, друг мой. Забудь… Не разрушай душевный покой в наших семьях…

– Хорошо, – хрипло произнес Алекс. – Хорошо, милая моя Мария. Мне не впервой. Прости. Я не должен был. С тех самых пор, как затолкал тебя в объятия моего лучшего друга, я решил для себя, прямо в день вашей свадьбы, что затолкаю и свое чувство в глубь своего сердца. И залью сверху толстым слоем бетона, потом арматурную сетку завяжу, потом еще слой щебня и потом слой асфальта сверху, чтобы держало – так держало. Вот так и сделал, – ком в горле помешал Алексу говорить дальше.

– Ну и отлично, и я такой же слой бетона залью.

На этом и порешили.

Из бассейна они выбрались в разных углах и пошли в раздевалки. В разные…

Ехали обратно молча. В машине играла музыка. Друзья-«Парадайз» молчали. Каждый думал о своем. Александр тихо положил руку на руку Марии и медленно произнес:

– Милая Маша, я прошу тебя не перебивать меня ближайшие две-три минуты. То, что я скажу, важно для меня и для тебя, для наших семей и для нашей гармонии.

– Хорошо, Ал, говори, я не буду перебивать тебя, – тихо произнесла Мария и продолжила уже чуточку громче, но каким-то отрешенным голосом: – Я просто пытаюсь понять, насколько же ты должен был любить своего друга Мишку, чтобы заткнуть такое колоссальное чувство любви. Это невероятно, Ал, правда. И ведь я же прекрасно знаю своего Михаила, знаю как свои пять пальцев. Поверь мне, он и на секунду не может представить, что такое возможно. Просто невозможно…