Закон крови

– Лайми погиб не от человеческого колдовства – от нежити. Опасность грозит всем, не одному вашему стойбищу. Скажите женщинам: пусть соберут как можно больше чеснока. Его стебли нужно повесить у входа и у дымового отверстия в каждом жилище. От рассвета до заката нет никакой опасности. После заката стойбище должно быть обведено огненным кругом. И никто, даже самый храбрый, не должен покидать его в одиночку! Те, кому все же придется уходить надолго, должны иметь при себе стебли чеснока. И пусть перед уходом поговорят со мной. Но и они не должны возвращаться домой между закатом и рассветом, только при солнце! И последнее, самое главное: ночью ни один из вас не должен откликаться на зов извне! Нельзя отзываться на чужой голос, нельзя приглашать в свое жилище чужого! Скажите это всем женщинам и детям. И пусть великий вождь Нерт немедленно пошлет вестников с моими словами ко всем нашим соседям. Своих сородичей оповещу я сам.

Заговорили все разом, но молодой колдун поднял руку:

– Не сейчас. Слишком много дел, которые нужно завершить до заката.

– А избавиться-то от этой нечисти можно? – спросил все же Нерт. – Или так и будем…

Куница одно мгновение колебался, но ответил твердо:

– Можно, хотя и очень трудно. Но сейчас нужно думать о защите.

Он вернулся к жилищу. Осиротелый отец сидел все также безучастно, будто и не слышал сказанных слов. Молчали и сыновья Мамонта. Куница положил руку на плечо охотника:

– Каймон, охотник! Мужайся, если не хочешь, чтобы беда твоя стала еще горшей! Я должен уйти, ненадолго, скоро вернусь. Ты же приготовь для Лайми могилу – хорошую, удобную. Там, где он умер. И собери его в дорогу. Женщины пусть приготовят лучшие одежды, а ты – оружие, инструменты – все, что нужно мужчине на дальнем пути. Но до моего возвращения его не обряжайте. Это сделать должен я сам. И один.

Каймон поднял взгляд. В глазах его была прежняя ярость.

– Колдун, Куница! Ты не наш, но ты помогал нам бессчетно – это знают все. И сейчас ты сделаешь все как надо. Но скажи… Скажи, кто же призвал эту нежить?! Мы-то ее не звали. Так кто?

– Об этом – после.

Уже уходя, Куница обернулся:

– Не забудьте о чесноке. Чем больше, тем лучше.

Дрого молча смотрел, как работает Каймон: остервенело копает острой палкой землю, откидывает накопанное костяной лопаточкой. (Хорошие лопаточки у них, у детей Серой Совы, рукоять удобная, из кулака не выскользнет: сзади – плоская головка-навершие. И красивые, с резьбой. Дети Мамонта таких не делают… Помочь? Нельзя, да и не примет он от них помощь! Трудно не понять взглядов, какими время от времени Каймон оделял их, сыновей Мамонта. Но почему? Уж они-то, во всяком случае, никакую нежить не призывали…)

Работа спорилась. Когда колдун-Куница вернулся, яма была почти готова – хоть бы и взрослому впору, если, конечно, колени подогнуть. Колдун одобрительно кивнул и поставил у края довольно увесистый кожаный мешок. Края разошлись, и Дрого увидел, что он доверху набит какой-то странной ярко-желтой и вязкой землей. Айрена уже приготовила простую белую рубашку и красивую шапочку, сплошь обшитую просверленными клыками песца. Рядом лежали два куска хорошо выделанной кожи, замшевый мешочек, по-видимому, с жилами и нитями из конского волоса, костяная игла и лощило.

– Ничего еще не шила, – виновато сказала она. – Ведь тепло. А из старого вырос… Вот только шапочку и успела смастерить к осени. Теперь уж, может, там… – И не договорив, заплакала вновь.

Молодой колдун погладил женщину по плечу:

– Ничего, Айрена; терпи.

Каймон, выровняв дно и края ямы, выгреб последнюю землю и молча пошел в глубь жилища. К тому, что собрала для сына его жена, прибавился целый набор кремневых орудий, уложенных в кожаный мешочек, и – Дрого невольно причмокнул от восторга! – великолепный костяной кинжал с широким, отточенным лезвием и такой же рукоятью, как у лопаточки, которой работал Каймон.

– Все готово? – спросил Куница. – Тогда я должен сейчас в одиночестве подготовить вашего сына к трудному пути. Для него этот путь будет особенно труден, но я постараюсь помочь. Каймон! Я видел у твоего дома хорошую лопатку мамонта, почти целую. Будешь возвращаться – захвати ее с собой. И принесите сучья, потолще и попрямее.

Все вышли на свежий воздух, к яркому, такому приветливому солнцу. Но ни его лучи, ни мягкая густая трава, ни привычные мирные звуки и запахи будничной человеческой жизни не могли вытеснить тяжелого, давящего чувства. Не только от смерти – больше от того, что сказал Куница. Нет, прошлое не миновало!..