Закон крови

Лашии! Лесная нелюдь! Эти слова чаще всего пробегали и среди общинников всех трех Родов. А что же еще?! Все знали: Мал – первый, кто сумел выследить и убить их, пришедших за добычей! Все видели: лучший охотник детей Мамонта берет в жены самую красивую Серую Сову! Что же иное могло помешать этой женитьбе, если не то, что первый следопыт вновь почуял врага и покинул праздник, чтобы еще раз избавить людей от опасности? Почти все думали, что охотник предупредил кого нужно, быть может, и ушел не один. О том, что Мал скрылся ото всех, знали единицы.

Люди собрались там же, где утром во время дарений и обмена. Сидели в том же порядке: по общинам. Но сейчас те, кто должны впервые стать хозяйками очага, были рядом со своими будущими мужьями, а на пригорке, возле шатра из трех копий, увенчанных головой большерогого Рваное Ухо, остались только три вождя и три колдуна. Большое деревянное блюдо со свадебным кушаньем из сердца и печени большерогого стояло у ног Арго. Вожди сидели теснее, чем утром, – так, чтобы каждый мог погрузить руку в заветное блюдо… Пора было начинать, но Арго, казалось, заворожило неистовое сияние Одноглазой, в котором все видится так отчетливо – и так зыбко, так необычно… Его взгляд скользил по фигурам общинников, задерживаясь на самых знакомых, уходил дальше, за их спины, к багровеющему пятну почти заснувшего Большого костра, и еще дальше, к Большой воде, застывшей в этом мертвящем и преображающем свете, – чтобы вновь вернуться к близким лицам… Чего он ждал? Быть может, фигуру Мала-победителя с высоко поднятым копьем, а на острие – голова лашии?..

Тревожно и жалобно заухала ночная птица – тотем Гарта и его людей… Арго встал:

– Пусть те, кто сделал сегодня свой выбор, подведут своих избранниц сюда, к вождям трех Родов!

Сказано мало, но сейчас он не способен на большее. Арго опустился на свое место и вновь посмотрел на свою дочь и ее жениха. И в обманчивом, колдовском свете Одноглазой ему вновь почудилось: Айрис мертвенно бледна, а на рубахе Киику расплывается какая-то странная тень, словно и не тень это вовсе, а кровавое пятно!

Нава была здесь же, со своей семьей, рядом с Киику и Айрис. Нет, над ней никто не смеялся, даже самые ехидные и завистливые неудачницы предпочли прикусить свои язычки. Слишком опасно: уж очень завидный и такой необычный жених этот ее великий следопыт! Отпустишь острое словцо, а завтра (или, чего доброго, прямо сейчас! ) он объявится и скажет, как тогда, в осиннике: «Лашии приходили за добычей, но они сами не ушли от Мала – не ушли, даже без добычи!» И что тогда будет с насмешницей? Позора не оберешься!

Самое большее, на что решались незамужние Серые Совы, поглаживающие с деланным сочувствием плечи первой красавицы, которая, несмотря на всю свою красоту, так же, как и они, должна вернуться этой ночью под родительский кров, – говорить со вздохами: «Ах, Нава! Все же трудно тебе придется с твоим следопытом! Мал, конечно, герой, а все же человек странный! Это и простые охотники говорят…» Но сама Нава не реагировала ни на что, просто молчала. Ни слез, ни ответа! Будто и не от нее вовсе сбежал жених! Будто он никуда и не сбегал и сейчас поведет Наву к вождям. А что, если Мал ей все сказал и попросил молчать?..

С Навой происходило что-то странное. Казалось, она перестала ощущать себя, свое тело! Это было так необычно, так ни на что не похоже, что как будто даже ее горе… Нет! Теперь она знает : Мал не вернется и мужем ее не станет! И лашии тут ни при чем… Но вместе с этим знанием пришло другое, отличное от всего того, что она чувствовала прежде, и сейчас это новое занимало ее больше всего остального.

Видимо, это началось тогда, когда она рыдала на плече Айрис. Наве казалось: ни за что, ни за что на свете не сможет она выйти к людям, показаться на глаза своим, смотреть, как другие пары – не она и Мал! – будут вкушать сердце большерогого! Но понимала: пойдет! выдержит! И выдержала легче, чем думала! Наверное, потому, что стала… сама не своя?

Перестала себя ощущать? Не совсем так! Вот – ее рука гладит мягкую, нежную замшу ее «свадебного» платья, вот – холод скользкой бивневой подвески, а вот – боль от острия заколки! Сзади – дыхание матери, она вся в тревоге за дочь!.. Недовольное сопение отца… А вот тепло – мягкое, уютное: младшая сестренка прижалась к спине и обняла… Так непохоже на вкрадчивые поглаживания тех… Совушек-неудачниц! И рука Айрис (вот она! ) совсем другая…