Закон маузера

Какой-то дед тряс Степану руки и, рыдая, говорил взахлёб:

— Куда вы их ведёте? Расстреливайте на месте, как они расстреляли моего сына! Мою дочь! Они не солдаты, они палачи!

— Успокойся, отец, — твёрдо сказал Котов. — Мы их к «стене плача».

И дед мигом утешился, ощерил свои мелкие зубки, словно загрызть хотел чекистов.

«Стена плача» находилась на просторном, заброшенном дворе, куда выходили какие-то мастерские и высокий забор маленькой церквушки, сложенный из красного кирпича.

Степан подошёл к ней и содрогнулся — вся стена была в выбоинах, в чешуйках засохшей крови, с прилипшими волосами многих-многих жертв.

Дроздовцы молча поставили «ревматов» к стене.

— А де ж ваше бла-ародство, суки белые? — оскалился начальник бронеавтомобиля.

— А мы не их благородия, — спокойно ответил Котов, — мы простые солдаты.

Договорив, он вскинул маузер и выстрелил. Грянули три выстрела вдогон, после — ещё один, чтобы добить.

— Уходим, — хмуро сказал Степан.

Он прошагал по переулку, вышел на узкую, покатую Старо-Московскую, и ни на секунду его не посетило сожаление о содеянном, о том, что расстрелял «своих».

Какие они ему свои? Ему Сорока свой, Граф — свой, и Букеев, и Рудак, и Оргулов, и Бобрин. Они такие же, как он, крестьяне.

Отвоюются, получат землицы надел, десятин эдак тридцать, избу срубят, женятся и станут жить-поживать да добра наживать.

Вторая и четвёртая роты стояли на Николаевской площади, штаб батальона разместился в гостинице «Метрополь».

Сам генерал Дроздовский назначил полковника Туркула комендантом города. Антон Васильевич разместился со всей своей комендатурой в «Гранд-отеле».

Батальоны отдыхали в казармах на Старо-Московской улице.

В больницах Харькова и в гимназиях, наскоро оборудованных под госпитали, лежали раненые.

Броневики, грузовые и легковые автомобили раскатывали по Сумской, Университетской и Рымарской.

Всю ночь на Николаевской площади не расходилась толпа, и Котов не раз просыпался от глухих раскатов «ура».

Дня через три прибыл сам Корнилов, и Степану довелось участвовать в параде на той самой площади.

Толпы собрались громадные, все дамы в белых платьях, после торжественного молебствия Верховному правителю поднесли икону и хлеб-соль…

…А неделю спустя 1-й батальон выходил из Харькова на Белгородское шоссе — полковник Туркул получил приказ выступать на Богодухов.