Закон Мёрфи в СССР

Думал — поеду крутить хвосты коровам в Освею, в итоге отправили дегустировать спирт в Дубровицу. Размен — приемлемый, даже более чем! Машина оказалась не наша, корпунктовская, а попутная. Я трясся в "рафике" вместе с какими-то музыкантами из джаз-оркестра "Калейдоскоп", приписанного к Филармонии. Эти прожженые лабухи лет двадцати пяти-тридцати ехали на гастроли Дубровица-Калинковичи-Мозырь, и наперебой спрашивали меня о нравах публики и местных злачных местах, и репетировали, репетировали, репетировали…

Опытный водитель напихал полные уши ваты, чтобы не слушать трубные гласы медного хора. Я же был вынужден страдать: по дурацкой белозоровской привычке меня рубило спать, а делать это рядом с репетирующим оркестром оказалось весьма проблематично. Но своё дело сделали однообразная серая хмарь за окном, подскакивающая на колдобинах машина, джазовая импровизация — джем? — внезапно ставшая колыбельной, тяжелые веки, благодатная тьма…

— В то время как товарищ Белозор спал, пуская слюну из уголка рта на обивку сидения микроавтобуса РАФ-2203, в Минске повторялись события, которые вошли в историю советской организованной преступности как "Казанский феномен", — Каневский сидел на водительском месте, с решительным видом орудуя баранкой и рычагом коробки передач. — А началось всё в 1974 году, когда три друга-подельника: Антип, Джавда и Скряба, организовали подпольный спортзал — "качалку", недалеко от казанского завода "Теплоконтроль". Это было единственное место на районе, куда по вечерам могли прийти подростки. По созвучию с названием завода группировка получила название "тяп-ляп".Кодекс банды был достаточно жёстким: не пить алкоголь, не курить, «своих» не бросать. Имелась и униформа, обеспечивающая неплохую защиту от физического урона: шапку-ушанку с завязанными «ушами» и телогрейку.

— Леонид Семенович, физического урона? Серьезно? А запас маны значок "Теплоконтроля" не увеличивал.

— Вот точно такое же несерьезное отношение к методам "тяп-ляповцев" и привело к тому, что для устрашения непокорных фарцовщиков и цеховиков, а так же внушения ужаса казанцам, стала применяться тактика "пробегов", — нахмурился Каневский и пошевелил усами. — Так, например 31 августа 1978 года такой "пробег" был осуществлен в район Речного вокзала. Полсотни подростков, вооружённых огнестрельным оружием и металлическими прутьями, растеклись по переулкам, избивая и стреляя во всех, кто попадался у них на пути, разбивая стекла и поджигая машины. Жертвами беспредельщиков стали несколько десятков раненых и двое убитых. Никто заявление в милицию так и не подал…

— И что, вы думаете в Минске орудуют последователи "тяп-ляповцев"? — спросил я.

На что получил закономерный ответ в воздух:

— Есть медицинская теория, по которой одним из признаков серьезного психического расстройства является наделение выверта собственного подсознания человеческими чертами и попытки общения с ним. Так, например, известный американский преступник Билли Миллиган…

— Леонид Семенович! Ну что вы начинаете? Помогли бы хоть раз по-человечески!

— Воўк не палюе, там, дзе жыве! — внезапно по-белорусски выдал Каневский, воздев палец к потолку "рафика".

Микроавтобус тряхнуло особенно сильно, мою башку подбросило на спинке сидения так резко, что я клацнул зубами и прикусил язык.

— Ыть! — только и сказал я, приходя в себя в атмосфере джазовой музыки и хриплого гроулинга солиста.

Водитель курил в полуоткрытое окно, и косился на меня подозрительно. Кажется, объем ваты в его ушах значительно увеличился.

— Это часто с вами? — спросил он чрезвычайно громко.

— Что — часто? С-с-с-с… — язык, честно говоря, побаливал.

— А?! Во сне, говорю, часто бормочете?

— Редко, — отрубил я. — Есть у кого-нибудь спиртное? Рот прополоскать, язык прикусил.

Мы проезжали Паричи, и местные жители шарахались в стороны, прочь с обочин, напуганные вокальными трелями и руладами джазмэна, стонами саксофона и ревом тромбона.

Честно говоря, выбравшись из "рафика" у Дубровицкого городского дома культуры, я с облегчением выдохнул: обратно я поеду поездом! Играли джазисты слишком громко, пусть и небесталанно, и спиртного у них было чересчур много. Они что им, трубы свои протирают?

Сразу решил зайти в редакцию: поздороваться и договориться о совместной поездке на спиртзавод. Даня там явно найдет про что написать — рубрика "Люди труда" бездонна! А ехать в компании с ним, Стариковым и Анатольичем — это будет явно очень веселое мероприятие!

По знакомой дорожке за пару минут я дотопал до знакомого до боли здания и поднялся на ступеньки крыльца. Только я потянул за ручку, растягивая удерживающую дверь пружину, только шагнул внутрь, как Алёнушка из приемной сказала:

— Ах!

А Анатольич из коридора сказал:

— О Белозор! Будем называть вещи своими именами: ты очень кстати. Пойдем таскать макулатуру.

И мы пошли таскать макулатуру. Кипы бумаг из окна нам выбрасывали Стариков и Даня Шкловский, а мы грузили ее в "каблучок".

— И как тут обстановка? — уточнил я у Староконя.