"Копейка" притормозила перед каменным (!) забором, Степанов вынул из подмышечной кобуры "Макаров", дослал патрон в патронник и сунул пистолет обратно.
— Мало ли... — прокомментировал он. — Я тут подежурю, снаружи. Если что — кричите, хорошо?
— Хорошо! — усмехнулся я, вспомнив очередной дурацкий анекдот.
Настроение было какое-то удивительно несерьезное. Покинув машину я прошел по пожухлой, мокрой траве к сияющей свежей зеленой краской металлической калитке и постучал. Шесть часов — рабочий день кончился, Маврикис Адамович должен был быть на месте...
Забрехали, надрываясь и натягивая цепи, жуткие чёрные псины, похожие на вурдалаков. Послышались голоса в доме, открылась дубовая дверь с подковой над косяком.
— Проходите! — раздался мужской голос с едва заметным акцентом. — Кобели привязаны.
И я вошел. Хозяин встречал меня в дверях: крепкотелый, смуглый старик, импозантный, с полным ртом белых крепких зубов.
— Это вы — Белозор? Пройдемте, поужинаем...
— Но...
— Не спорьте. Знаю — привезли плохие новости, так что сначала поедим как следует, чтобы аппетит не портить. У нас украинский борщ с пампушками и сало — подкопченное! — я был, честно говоря, шокирован таким приемом.
Маврикис Адамович провел меня на кухню, усадил за стол, улыбнулся молодой (лет на двадцать моложе его самого), статной, красивой женщине у плиты, взял в одну руку большую ложку, в другую — чесночную пампушку, зачерпнул красного, наваристого борща с густой жирной сметаной, и отправил в рот — с видимым удовольствием.
Грешен — не удержался и я, и принялся уписывать борщ за обе щеки. Черт побери, этот Постолаки умел жить!
— Анфиса, — сказал он, посмеиваясь. — Почему таракан в тарелке?
— Ай ну тебя, Киса! — отмахнулась хозяйка. — Это петрушка!
Киса? Это такое сокращение от Маврикис? Очень интересно!
— Ты что, таракану имя придумала? Ну ты, мать, даешь! — ткнул жену в бок Постолаки.
— Дурак! — засмеялась она.
А я не знал — смеяться мне или плакать? Этот махровый коррупционер и фруктовый мафиози всея Союза оказался на удивление классным дядькой!
Глава 12, в которой приходится импровизировать
Мы беседовали с Постолаки часа два, и я с радостным ужасом думал о том, как будто снимать эту беседу с диктофона и превращать в интервью. Он не стесняясь называл имена, фамилии, суммы, товары, лазейки в законах и правилах... Часа через полтора в дом зашел Ваня Степанов, и Анфиса — жена Маврикиса Адамовича — усадила его пить кофе.
Когда мы закончили и Анфиса прошествовала по кухне, чтобы убрать посуду, Постолаки сказал:
— Солнце, мы переезжаем в Приморский край. Мне дают райком.
— ! — ответила Анфиса.
А в кармане Степанова вдруг зашипела рация и Ваня переменился в лице:
— За нами пришли...
— В каком смысле? — удивился я.
То есть понятно, что он имел в виду некоторых агрессивных людей, желающих изничтожить кого-то из нас, но суть была в деталях!
— Шестеро, двое у калитки, четверо с огорода, — прислушавшись к шипению рации ответил Степанов. — Ждут чего-то... А наши в пяти минутах, что-то с машиной случилось, бегут ногами... С "фишки" на водокачке злодеев рассмотрели, но...
Вот ведь! Значит, сдал не Эрнест, а кто-то в окружении Волкова. Не того полета птица мой соседушко, чтобы инквизиторские машины портить... Ох и засучит рукава Василий Николаевич, ох и зарычит!..
— Анфиса — в подпол! — мигом сообразил Постолаки. — У меня есть два ружья! Я мигом!
Дело обретало дерьмовый подтекст. Ружья — это серьезно. Степанов с сомнением на лице достал пистолет. Он, видимо, думал о том же, о чем и я: это могли быть сотрудники того или иного ведомства, и мы бы ввек не отмылись, если бы подстрелили кого-то из них...
Шестеро — это, конечно, много. Но не смертельно. Я оглядывался в поисках подходящего оружия и страдал, скучая по кастетам. Наконец, взгляд наткнулся на молоточек для отбивных. Ну как — молоточек? Вполне себе такая киянка, довольно увесистая, на крепкой рукояти.
— Попробуем по-тихому? — спросил я, взвешивая ударно-дробящую кухонную утварь в руке.
Степанов кивнул. Пистолет он переложил в карман пиджака, на ладонь намотал полотенце. Оглядевшись, я убедился, что по вечернему времени шторы были уже задернуты, отделяя нас от сумерек, а свет горел на кухне, где притаились мы с Ваней, и в спальне, откуда доносилось громыхание: Постолаки искал ружья.
Нашел — и клацнул выключателем, гася свет! Однако, разумный дядька! И тут же прибежал, с двустволками в руках: вертикалкой и горизонталкой.
— А?
— Отставить, — сказал Степанов. — Будем живыми брать. Свет не нужен, верно?
Хозяин дома потянулся к выключателю. Одно ружье он положил на кухонный стол, а второе всё же оставил при себе: даже без применения по основному назначению двустволка могла быть страшным оружием в умелых руках!
— Вот фонарь, — прошептал он, когда свет погас. — Держите, Белозор.
Мы замерли. Я — скорчившись за кухонным столом, Постолаки и Степанов — по обеим сторонам от двери.