Закон Мерфи в СССР (СИ)

— Прекрасно! Наличие инвентарного номера говорит о том, что таких предметов мебели как минимум несколько, значит — имелось серийное производство. Значит — имелся учёт. И — люди, специалисты по этому учёту, которые разбираются в инвентарных номерах... То есть стул этот создали в сложном, высокоразвитом обществе! Еще что видим?

— Фанера, лак, краска, ткань, — выдала девушка с первого ряда.

— Отрасли промышленности сами перечислите или и так всё понятно? Археолог будущего вполне сможет догадаться, что наша страна была индустриальной, технически развитой... Еще?

— Таких стульев тут полно! Их почти невозможно сломать, но они неудобные! У преподавателя и у учеников — одинаковые стулья! — посыпались реплики.

Накидали много, и выводы делали уже практически без моей помощи.

— Ага, то есть у нас тут — общество, где одним из приоритетов является равенство. При этом комфортом мы жертвуем в пользу практичности, преподавательской поясницей — в пользу массового образования... — я повертел стул, показывая им спинку, выцарапанные матерные слова на ее обратной стороне, а также — начертанное карандашом признания в любви.

Народ засмеялся, послышались скабрезные комментарии.

— А что? Ничто человеческое нам не чуждо! Более того — это как минимум свидетельство наличия письменной речи, некой раскрепощенности в студенческой среде и традиционных взглядов на отношения между мужчиной и женщиной... Кстати! Когда раскопали древние Помпеи, то одна из первых настенных надписей, обнаруженных археологами, выглядел так... — я быстро написал несколько слов мелом на доске — на латыни.

С задних парт раздался дикий хохот — смеялись достопочтенные старейшины: Аркадий Иосифович и Вячеслав Антонович. Они, оказывается, знали латынь! И одна девочка — симпатичная, чуть более полненькая, чем следовало бы при ее миловидном личике, тоже фыркнула.

— "...нагадивший тут, пусть у тебя все будет хорошо, чтобы ты ушел с этого места!" — по многочисленным просьбам трудящихся, перевела она.

— Ладно, это лирическое отступление, — замахал руками я. — Главное что? Главное — мы обратились к словам и текстовым символом только в двух случаях: с инвентарным номером и шедеврами резьбы по дереве... Большую часть информации человечество проецирует в пространство не прибегая к устной или письменной речи. Девяносто процентов — вот о чем говорят ученые! А нам остается эти сигналы считывать, и держать нос по ветру... Чудеса живут повсюда, а? Как в том мультике...

— Это так вы предсказываете будущее по руке? — вдруг выпалил всё тот же юный джентльмен в очках и с усиками.

Всё-таки он совершенно точно был мне знаком: не лично, конечно, но ...

— А это, камрад, очень правильный вопрос, — ткнул в его сторону указательным пальцем я. — Знаете, чем сильнее всего грешат журналисты? Завышенным чувством собственного величия. Мы — эгоцентрики. Мы почему-то считаем, что вселенная крутится вокруг нас... А на самом деле — наши материалы лишь зеркало, в котором под тем или иным углом отражается окружающая действительность. И угол этот зависит от такого, насколько хорошо мы поняли своего собеседника, научились ли мы смотреть и слушать... Это огромная ответственность: каждая из ваших статей, передач, репортажей станет тем самым стулом, по которому будущие исследователи будут судить не столько о вас, сколько о эпохе, в которую вы жили!

— А как же свобода слова? Есть ведь сейчас темы, которые поднимать не принято или напрямую — запрещено! — подали голос откуда-то из глубины аудитории.

— Сейчас? — усмехнулся я. — Как вы думаете, что бы сделал Ярослав Мудрый с Нестором Летописцем, если бы тот написал в "Повести временных лет" правду про смерть Бориса и Глеба? Но мы же не будем ставить под сомнение заслуги Нестора и значимость его труда для истории славян в целом и древней Руси в частности?.. Нестор собирал источники, общался с людьми, писал летопись — настолько хорошо, насколько это было в его человеческих возможностях. И, кажется, нас с вами сейчас гораздо больше интересует "откуда есть пошла Русская земля..." чем то, чьей креатурой был летописец — Ярослава Мудрого, Святополка Окаянного или императора Византии Василия II Болгаробойцы. Работать надо, камрады! Делать свое дело, на свое месте, так хорошо, как только можете. В тех исторических условиях, которые существуют... Поработаем отлично — и условия, глядишь, расцветут новыми красками...

— Не надо бороться за чистоту, надо подметать! — выкрикнули хором четверо здоровенных охламонов в штанах-"белозорах", сидящие у самой двери, и на душе у меня потеплело.

* * *

В общем, я продержался этих полтора часа, и, кажется, даже произвел положительное впечатление на подрастающее поколение. Облик Белозора-супергероя у будущего станового хребта советской журналистики слегка потускнел, и вперед вышел Белозор — провинциал, чудила и свойский парень. Может быть, удалось даже задвинуть парочку правильных идей... И это было хорошо!