Закон Мерфи в СССР

Да какой пижон? От былой его красоты и лоска не осталось и следа! За недели, что мы не виделись, Эрнест осунулся, под его глазами пролегли чернушные круги, руки тряслись, а роскошные волосы были всклокочены, засалены и неопрятны, а одежда пребывала в самом плачевном состоянии. Взгляд мажора отливал безумием: зрачки глаз то сужались, то расширялись он пару раз за это время даже шмыгнул носом!

— Накроман, штоле? — мой язык как обычно лез поперед мозга в пекло.

— Давай, поговори у меня! — он захлопнул за собой дверь. — На кухню иди! Ружье положи!

Я ожидал чего угодно, но точно не обдолбанного Эрнеста в этой квартире. Кой хрен он приперся в Минск?

— Давай, садись на табуретку! Я тебя щас к батарее пристегну! — он снова шмыгнул носом и подтянул штаны.

Они спадали. Похудел, бедолага!

— А не боишься, что пока пристегивать будешь, я тебя ушатаю? — уточнил я.

Дерьмо уже случилось, и потому я почти перестал бояться, просчитывая варианты, как мог бы расправиться с Эрнестом. Да, в коленках и в затылке еще ощущался холодок страха, но ему на смену приходила дремучая ярость: норадреналин плескался в крови, порождая кровожадные помыслы. Но мажорчик еще не подозревал, что ему предстоит…

— Шатальщик! То-то ты меня в Анакопии ушатал, а? А рыпнешься — пристрелю! Сам себя пристегивать будешь! — он достал из кармана модной, но грязной и обтрепанной кожаной куртки самые настоящие наручники и кинул их мне. — Давай, пристегивай! А то пристрелю! Через железку руки пропусти! Пристегивай давай!

«Нежность» — вот как они назывались, эти кандалы. Придумывает же кто-то такие названия? Шокер «Ласка», дубинка «Сюрприз», резиновые пули «Привет». Наручники — «Нежность». Дурдом какой-то.

Эрнест махнул стволом пистолета в сторону батареи. На радиаторах отопления у нас в квартире имелись металлические защитные решетки. Дети же — носятся! Закреплены они были… Да никак они не были закреплены, надеты сверху плотно — да и всё. Но незванному гостю знать это было не обязательно. Так что наручники я пристегнул — к решетке. А он и не заметил: наверное, и вправду был обдолбанный.

— Ты ведь жизнь мою испортил, Гера! Понял? Жизнь мою, бл*ть! Я что, плохо жил? Я ох*енно жил! — он ходил по кухне: два шага в одну сторону, два — в другую. — А как ты появился… Ч-ч-ерт, соседушко, я за последние дни такого дерьма хлебнул, знаешь? И ты, щас за всё ответишь, за всё-о!

Он принялся размахивать «марголиным»:

— Я что, зря тебя выслеживал? Не зря… Я тебе ноги прострелю, потом руки прострелю, потом уши поотстреливаю, потом хрен! Бл*! Шесть патронов… Не получится. Ладно, хрен не буду… Но деньги ты мне отдашь. Я тебя обчищу! Это будет справедливо!

Вдруг в дверь забарабанили.

— Какого… Ты ждешь кого-то?! — задергался Эрнест.

— Понятия не имею, — пожал плечами я настолько удивленно, насколько позволяло мое прикованное наручниками состояние. — Иди, посмотри в глазок, потом мне скажи… Вдруг милиция?

— Аа-а-а, м-м-мать, ты ж ментовской сам… Щас гляну! — он запинаясь об собственные ноги поперся в коридор, а я осторожно-осторожно, обливаясь нервным потом и стараясь не лязгнуть, снял решетку с батареи и подкрался к раковине, замерев у стены с тяжелой металлической хреновиной, занесенной для удара.

— Там мужики какие-то! — зашипел Эрнест от дверей. — В дубленках! Что делать?

— Я-то что сделать могу? Я к батарее пристегнут! Сам решай! — откликнулся я, голосом делая самый несчастный вид из всех, на какие только был способен.

— Может— уйдут? — снова прошипел он.

И тут послышался звук опускаемой дверной ручки и легкий скрип петель. Что — и он? Он тоже — такой же идиот как и я? Не закрыл дверь?

— А ты кто б*ять такой? — раздался недоуменный голос.

Я и отсюда услышал, как запахло «Астрой». Это сколько они выкурили, если источали такие миазмы?

— Я тебе покажу, кто я бля*ть такой, я тебе покажу! А ну, руки вверх! Зашли в квартиру, зашли оба! Двери закрой за собой! — истерил Эрнест.

Ой, дура-а-ак! Ну что он будет делать с ними тут, в кваритире? Пристрелит? Штабелем уложит?

— У него пистолет! — выкрикнул кто-то и раздался сначала звук удара, а потом — приглушенный выстрел: «марголин» и сам вроде как негромкий, а тут — как будто стреляли через много слоев материи.

— Ы-ы-ы-ы-ать! — сдавленный стон, грохот закрываемой двери…

— Тащи его внутрь, этого гада! Вяжи его, сволочь эту! — они там крушили мебель!

— Нога-а-а… — раздался еще один приглушенный выстрел.

— У-у-у, б*яди, вот я вас! — кряхтел и матерился Эрнест.

Я и не думал высовываться. А зачем? Ребята там и так неплохо проводят время! Если бы москвич был в лучшей форме — я бы поставил на него, но сейчас, даже учитывая пистолет в его руках, Эрнест представлял собой жалкую пародию на бойца.

— О, р-р-ужье! — в кордиоре продолжали развлекаться вовсю.

— Куды-ы-ы, положь на место! — и звуки ударов.

Наконец те двое, кажется, совладали с Эрнестом. Возня продолжилась некоторое время, а потом мужской голос с облегчением произнес:

— Тьфу, вскользь прошла. Но кровища течет — будь здоров! Это точно — не твой клиент?