Закон Мерфи в СССР

— Грёбаный Экибастуз! Пошли скорей, стоим тут с тобой вдвоем как три тополя на Плющихе… Давай, шевели поршнями… — Повод очевидно занервничал и повел меня какой-то тропкой к своему обиталищу.

Дошли быстро. Наученная горьким опытом собаченция из-под металлического бокса носу не казала — боялась, что я снова ее отпинаю. Загремев ключами, старикан отворил тяжелую дверь и пропустил меня внутрь. Я прошел сквозь крохотный коридорчик с хозинвентарем и рабочей одеждой в ту самую комнатку, обклеенную газетами. Газеты, кстати, теперь лежали и на столе: целая стопка номеров «Комсомолки», «Известий», «Правды», даже — информационный бюллетень «Аргументы и факты»! Ничего себе дедушка, эрудированный! Держит нос по ветру! А еще делал вид, что румын с болгарами путает… Ну и артист!

Повод убрал с одной из табуреток стопку чистой одежды, предложил:

— Садись, рассказывай, — и пошел кипятить воду для чая.

Я сел, облокотившись на колени, запустил пальцы в отросшие волосы, дернул за них хорошенько, собираясь таким образом с мыслями, и рассказал. Про тренажерку, попытку внедрения в банду, общение с фарцовщиками, дуролома Серёжу и странное стечение обстоятельств, которое привело к наличию шести связанных и травмированных идиотов и одного участкового в моей квартире. Умолчал о личности Эрнеста. Просто сообщил, что наркоман из Москвы, мол — личные счеты.

Повод слушал-слушал, а когда я закончил, цыкнул зубом:

— Шоб я сдох! Был бы кто другой — я бы нахер послал, за брехню. И шо делать думаешь?

— Думаю у тебя попроситься переночевать, а потом — в УГРО идти сдаваться. Утро вечера мудренее.

— Ну, ночуй, — внезапно быстро согласился старикан. — Я тебе раскладушку достану. Только одно условие: за котлами посмотри, чтобы не остыли. Я схожу, прогуляюсь… Надо пацанов вытаскивать, щас менты власть почувствуют, лютовать будут — ну, ты понял. Подмогнешь мне тут?

— Подмогну, почему нет? — я не видел проблемы в том, чтобы подбросить пару дровишек в огонь в течение ночи.

— Пойдем тогда покажу тебе суть работы, дам тулуп и варежки: ночи холодные, простудисся ещё, с жару-то…

* * *

Пара дровишек оказалась штабеле. здоровенных березовых колод, которые пришлось еще и колоть чудовищного вида инструментом: колуном на длинной ручке. На самом деле я был даже рад такой работе: тяжелой, бездумной, чистой.

Как говорил один персонаж в фильме про подпольные кулачные бои: «это может быть как работой так и тренировкой». Если правильно браться и делать техничный рывок — поясница не пострадает. Бац! Колода становится на плаху. Перехватить колун поудобнее, размахнуться как следует, придавая необходимый импульс инструменту и — ГДАХ! Деревянный хруст возвещает о том, что дело сделано: березовый монолит дал трещину! Еще пара ударов — и охапка дров готова.

Колотые поленца отправляются в одноколесную самопальную тачку — не на руках же мне тащить их в топочную? На плаху становится новая колода — БАЦ! На небе — ни тучки, звезды мерцают от мороза, ярко светит луна, воет псина из-под металлического бокса, боясь выбраться наружу, звенят-гудят рельсы, возвещая прибытие поезда.

— Тадах-тадах! — стучат колеса…

Пассажирский! Люди едут по своим делам, скорее всего — возвращаются из столицы к себе, в глубинку. Кушают курочку, разгадывают кроссворды, выпивают. Для них — ничего не изменилось. Что такое две, три, четыре тысячи человек в рамках десятимиллионной республики? Никто и не заметит… Разве что — коллеги, родственники.

Размахнувшись колуном, я рубанул что есть силы. Хрясь! Колода разлетелась на четыре ровненьких поленца, в стороны полетели березовые щепки.

Глава 22, в которой Привалов бегает по потолку

— А ЙО-О-О-ОП ТАРМАЛАХАЙ!!! — клянусь, я видел на побеленном потолке кабинета начальника УГРО города Минска следы от ботинок. — ТАК СОВПАЛО?!! Ты, бл*ть издеваешься? Совпало?!

Привалов уже некоторое время пребывал в припадке белой ярости, так что вариантов происхождения отпечатков подошв над его головой, у самой люстры было два: или он швырялся ботинками, или — бегал по потолку! Павел Петрович одним резким движением телепортировался через стол, оказавшись в другом конце кабинета в мгновение ока, с грохотом раскрыл дверцы шкафа и принялся швыряться в меня картонными папками:

— Ты о чём вообще думал?! И чем ты вообще думал? Дупой?! Месяцы, месяцы на попытку внедрения — а теперь что? Ты хоть понимаешь, что тут происходит последние недели?! — Павел Петрович явно намеревался начинать кусать локти и рвать волосы, и почему-то мне казалось, что это не будут его собственные локти и волосы.

А еще меня очень интересовало, что такое это «тармалахай». С «йопом» вопросов было в целом гораздо меньше.

— Белозор, подлец! Ты… Уф-ф-ф-ф… Ты сведешь меня в могилу!!!

— Никак нет, товарищ полковник, я вас возведу вверх по карьерной лестнице! — правду люди говорят: утро вечера мудренее, переночевав у Повода я кое-что придумал, и теперь надеялся, что рассвирепевший главный минский сыскарь сменит гнев на милость, чтобы вставить свои пять копеек.