Закон насилия и закон любви

Так что если бы решение вопроса об освобождении себя от извращенного христианского учения и вытекающего из него допущения насилия, нарушающего любовь, и признание христианского учения в его истинном значении зависело только от людей цивилизованных, пользующихся в нашем обществе в материальном отношении лучшим, в сравнении с большинством рабочего народа, положением, то предстоящий переход людей от жизни, основанной на насилии, к жизни, основанной на любви, еще не был бы так близок и настоятелен, как он близок и настоятелен теперь и особенно у нас в России, где огромное большинство народа, более двух третей, еще не развращено ни богатством, ни властью, ни цивилизацией.

А так как этому большинству народа нет причины и выгоды лишать себя блага любовной жизни, допуская в нее возможность насилия, то среди этих людей, не развращенных ни властью, ни богатством, ни цивилизацией, и должна бы начаться та перемена строя, которую требует совершившееся уяснение христианской истины.

ПРИЛОЖЕНИЕ IV

(К гл. XVII)

Но как ни странно кажется мне ослепление людей, верящих в необходимость, неизбежность насилия, как ни неотразимо очевидна для меня неизбежность непротивления, не разумные доводы убеждают меня и могут неотразимо убедить людей в истине непротивления, убеждает только сознание человеком своей духовности, основное выражение которого есть любовь. Любовь же, истинная любовь, составляющая сущность души человека, та любовь, которая открыта учением Христа, исключает возможность мысли о каком бы то ни было насилии.

Полезно ли, не полезно ли, вредно ли, безвредно будет употребление насилий или претерпение зла, я не знаю и никто не знает, но знаю и знает это всякий человек, что любовь есть благо, благо и любовь ко мне людей и еще большее благо и любовь моя к людям. Самое же великое благо – это любовь моя к людям не только не любящим меня, но, как и сказал Христос, ненавидящим меня, обижающим меня, делающим мне зло. Как ни странно это кажется тому, кто не испытал этого, это так, и когда вдумаешься в это и испытаешь это, то только удивляешься, как мог я не понимать этого. Любовь, истинная любовь, любовь, отрицающая себя и переносящая себя в другого, есть пробуждение в себе высшего всемирного начала жизни. Но она тогда истинная любовь и тогда дает всё то благо, какое она может дать, когда она только любовь, освобожденная от всего личного, от всякой малейшей доли пристрастия для себя к предмету любви. И такая любовь может быть только к врагу, к ненавидящим, обижающим. И потому предписание любить не любящих, а ненавидящих, не есть преувеличение, не есть указание на возможность исключений, но есть только указание на тот случай, ту возможность получения высшего блага, какую дает любовь. То, что это так должно быть, вытекает из рассуждения, и стоит испытать это, чтобы убедиться. Так что случаи обиды, нападения станут дорогими, желательными. Так что, вникнув в сущность свойств души человеческой, мы увидим, что она такова, что отвечание злом на зло заставляет ее страдать, и напротив, отвечание любовью на зло дает высшее доступное ей благо.

И потому всякое противление злу злом есть лишение блага, всякое любовное отвечание на зло есть приобретение блага, и такого блага, которое, уничтожая личность и потому давая высшее благо, уничтожает вместе с тем и всякое страдание и, главное, вызывающее сопротивление пугало – страх смерти.

Комментарии П. С. Попова

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ И ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ

20 января 1908 г. Толстой записал в Дневнике: «Начал писать статью «Об упадке, безверии и непротивлении. Не очень дурно, но слабо» (т. 56, стр. 93). Эта запись является первым свидетельством о работе Толстого над статьей «Закон насилия и закон любви», которая первоначально была озаглавлена «Всему бывает конец». Однако, переработав несколько раз первую черновую редакцию начала статьи, Толстой вскоре отложил ее и стал писать статью в форме воззвания. В Дневник 9 февраля он внес ряд мыслей и пометил: «Всё это заметки для задуманного воззвания» (т. 56, стр. 99).

Форма воззвания была также скоро оставлена Толстым. Она нашла отражение лишь позднее, в двух последних главах статьи. Толстой вернулся опять к первой редакции статьи, начав разрабатывать и расширять в ней ту часть, в которой говорилось о состоянии современной прессы.

Мысль об обзоре номера газеты у Толстого возникла еще в 1888 г. (см. запись 24 ноября, т. 50, стр. 4). В первой стадии работы над «Законом насилия» эта тема также включалась в план статьи. Толстой девять раз переделывал главу о газетах. Между тем позднее он решил посвятить обзору номера газеты отдельную статью, что и исполнил, написав в 1909 г. статью «Номер газеты» (см. т. 38).

Начав перерабатывать часть первой редакции, касающуюся состояния прессы, Толстой присоединил к ней и набросок воззвания в виде второй главы. Вскоре статья разрослась и насчитывала уже девять глав.