Закон о тюрьмах

   - Тебе сколько лет, Герта? - спросил он.

   - Кажется, десять, - улыбнувшись, девочка сделала книксен.

   Десять лет. Она говорит об этих вещах и смеется. Нет, Вик прав, тысячу раз прав. Всех в Мясорубку! Разве могут вырасти из этих детей приличные люди? Они уже испорчены... маленькие содомцы...

   Пока в душе Гая боролись жалость и негодование, он прихлебывал вино почти без остановки, и скоро в голове у него зашумело.

   - У меня было два мужа, - сообщила маленькая девочка по имени Кирстен.

   - И у меня раньше было два, - подхватила Герта, - только Фредди повесили за ноги над костром за воровство. Он был злой, нехороший. А второй муж, я не знаю, как его звали, он был другой...

   - У меня была жена, - сказал вдруг лохматый Фриц. У него оказался хриплый низкий голосок.

   Гай посмотрел на других мальчишек, но те почему-то покраснели и отвернулись.

   - А Кати? - спросил он. - Кати чья жена?

   - Общая, - пожал плечами Гути.

   - Она не жена! - воскликнула Кирстен, - она моя мама.

   - И моя, - сказала Герда.

   - И моя, - тихо добавил Фриц.

   Остальные ребята промолчали, но по их лицам Гай понял, что они тоже не против считать Кати своей мамой. Внезапно он подумал, что Кати - единственный уцелевший в Содоме взрослый человек, и уцелела она именно потому, что не бежала со всех ног прочь от демона, и не напала на него с оружием, но осталась защищать детей. У нее даже были все шансы подстрелить их с Виком из пулемета и бежать вместе с детьми, пока демон занимался женским бараком.

   Вик выжил, потому что спустился в метро за сигаретами. Кати - потому что не хотела бросить семерых измученных педофилами малышей.

   Негритянка и Хорти вернулись с мешком консервов: тунец, капуста с сосисками, дольки ананаса в сиропе. "Забрали в палатке Швайни" - сообщила седая девочка, и ответом ей было многоголосое восторженное "Йа-а-а!". Начался ужин, быстро превратившийся в фестиваль обжорства. Изголодавшиеся малыши ели и не могли остановиться, даже когда насытились, и Кати пришлось отбирать у них розданные продукты - чтобы не разболелись животы. Гай, опорожнивший уже три фляги, подкинул в костер дров, достал альбом с кусочком угля и пытался запечатлеть Кати, но девушка, занятая детьми, не могла и минуты усидеть на месте.

   Тогда Гай взял фляжку и побрел во мрак, к рядам разрушенных обиталищ содомцев. На границе света и тени он остановился, задрав голову к небу. Ну почему, почему не видно звезд? Горят ли они еще там - за бескрайним облачным саваном?

   - Гай, - шепотом дохнула тьма.

   Гай вздрогнул и отступил на шаг. Какая-то неясная тень двигалась за свалкой разлагающихся отбросов на краю площади.

   - Сюда, - позвал голос, - иди сюда

   - Кто это? - Гай сообразил, что снова забыл оружие в лагере.

   - Дурак, это я, - выступившее из кромешной тени бородатое лицо Вика напоминало маску рассерженного древнегреческого божка.

   - Ты что там... крадешься?

   - Пойдем, брат, покажу тебе кое-что.

   Гаю не хотелось никуда идти, и чего-то там, наверняка очень неприятное в темноте смотреть, но он, конечно, промолчал. Он шагал за своим товарищем, стараясь попадать след в след, чтобы не споткнуться и не свернуть шею. Однако едва они вышли на окраину городка, он понял, что дневной свет еще не угас полностью - Гай видел силуэты холмов и даже разглядел по обочинам руины разваленных демоном шалашиков. Холодный ветер забрался за шиворот, ударил в лицо, и песок, смешанный с пеплом, заскрипел на зубах.

   - Куда мы идем? - спросил Гай.

   - Сейчас увидишь.

   Гай догадывался, что Вик уводит его на север от города, в сторону, противоположную той, откуда они атаковали Содом. Вскоре Вик свернул налево, на тропинку, убегающую вверх по склону холма.

   - Только тихо, - прошептал он, когда они взошли на вершину, - не удивлюсь, если они могут нас слышать. Не знаю, как они отреагируют.

   Сперва Гай ничего не увидел, и хотел уже спросить Вика о ком тот говорит, но замер с открытым ртом.

   Ночная пустыня медленно двигалась. Это было похоже на страшный сон: в глубокой котловине между холмами шевелилось, извивалось что-то многорукое, многоногое, молочно-белое на фоне черного песка. Ветер на минуту затих, и сквозь тишину проступил монотонный скребущий звук, перемежаемый шорохами и скрипом. Гай протер глаза, чувствуя, как стремительно выветривается из головы хмель.

   - Господи, Вик... - его шатнуло, - это... это... они что, все живые?

   - Мертвые, парень, - зло сказал Вик, - дохлые, как сама смерть.

   - Но почему...

   Гай на ватных ногах подошел к краю обрыва и боязливо глянул вниз. Там, в широком квадратном рву, лежащие вповалку обнаженные, белые тела мужчин и женщин. Тела монотонно двигали руками и ногами, словно пытались уплыть. Из раскрытых ртов не исходило ни звука - над котловиной лишь шуршала от трения мертвая кожа.

   - Их же тут сотни... если не тысячи...