Закон обратного отсчета (СИ)

– Джен! – он складывает на стол локти, наваливается грудью, окунув концы волос в пустую пепельницу, скучающую на столе. У него горят глаза, сохнут губы и это – первые признаки провала. – Все не просто так. Все можно объяснить, если разобраться. Вот смотри, – Джа откидывается на стуле и доказывает наполовину шепотом, наполовину жестами. – Люди дохрена чего объяснить не могли, от молний до всяких болезней. И на что списывали? Гнев Господень, кара небесная, Зевс с облаков хуевертит – срочно вали барана, закалывай девственницу. Ну, или какие там ритуалы были? А все оказалось физическими и химическими законами. Так? И со мной то же самое! Я как-то завязан на этих людей, на космос, на астрал, на Вселенский коммутатор – называй, как хочешь. Но, Джен, поверь, между мной и жертвами есть какая-то связь. И между самими жертвами тоже. Должна быть!

– Жертвами?

– Ну чего ты улыбаешься, Джен? Да-да, знаю, мы их уже расспрашивали. И следили за ними, и как ты в городской архив лазил ночами, я тоже помню, но… Думаю, мы не там искали. Слушай, ты ведь помнишь про пиковый туз у пиратов?

– Ты про черную метку?

– Именно! Она ж для пиратов была как обещание «ты скоро сдохнешь, червь гальюнный, и порвут твою жопу на щупальца осьминога».

– Джа, ты надрался или совсем сбрендил?

– Никто не сбрендил. И не надрался. Пей, давай.

Джен послушно опрокидывает в себя водку, занюхивает кожаным воротником и морщится, царапнув по носу зубцами молнии. Все-таки надо было заказать еще по паре бутербродов.

– Так вот, про пиратов, – Джа хватается за бутылку, деловито разливает по стопкам остатки. Ровно, будто в мензурки. – Что если Бог, космос, Коммутатор каким-то образом наметил этих людей? И я вижу именно намеченных. И иду за ними, как охотник, когда приходит время. Вдруг, на каждом из нас стоит отпечаток, когда и как мы умрем? Вдруг я вижу тех, на ком написано «его убьют так-то и так-то».

– Хиромантия какая-то, – бурчит Джен.

– Не обязательно. Отметки, родинки, даже татуировки. Это-то мы не проверяли.

– Ты что, раздевать их предлагаешь?

– Мертвых – да, – невозмутимо отвечает Джа. – А живых можно попросить показать.

– Это уже слишком. – Джен чувствует, как отъезжает. Медленно, но верно скатывается куда-то вбок, вслед за монументальной барной стойкой. Отяжелевшие руки тянет к краю стола за подвешенные к локтям гири. И желудок просится выпрыгнуть через горло. Джен не уверен, что мутит от водки. – Я не пойду на это.

Джа – напротив – сама трезвость. Что это – трюк или фокус? Или это одно и то же? Джен уже затрахался угадывать правильные ответы и смыслы пророческих рассуждений по погоде или рисунку морщин на лбу.

– Что за бред вообще? – со злости кричит он. – Ты сам себя слышишь, чудовище?

– Эй, Джен, – раздается из-за спины. Инквизитор оборачивается через плечо, и ряды столов плывут сплошной линией, а задница съезжает со стула. Коса месит шваброй в ведре воду, глядит грозно. – Давай без воплей на всю улицу.

– Извини, – понижает голос Джен и, разворачиваясь, снова играет с головой в карусельки.

– Может, я и чудовище. – Джа весь как натянутая цепь. Будто зацепился за невидимую шестеренку и зафиксировался намертво – не сдвинуть. Вокруг шатаются стены, а он неподвижен. И кулаки сжаты. – Называй как угодно, ты знаешь, я в морали нихера не смыслю и всегда к тебе прислушивался. Но иногда мне видней. Если для того, чтобы отделаться от этого кошмара придется раздеть несколько трупов, я это сделаю. А если мы успеем до трупов – тем более. Они всегда и так ошалевшие, одним шоком больше, одним меньше – не велика потеря. Только скажи, Джен, ты со мной? Ты. Со мной?

Закрыть глаза и уложить голову на мягкое и теплое. Джен глядит на тяжелую пепельницу и борется со стойким дежавю, будто снова тесные сапоги натирают большие пальцы, грязная, давно нестиранная форма липнет к лопаткам, а через плечо перекинута лямка автомата. Правда, теперь водка, а не ядреный самогон, разжижает мозги, и потом отовсюду не воняет до обморока. Зато вот эта колкая, парализующая потребность в покое среди всеобщего пиздеца – она до сих пор рядом. Пригрелась за спиной и тыкает под ребра, будто жнец серпом.

– Да куда я денусь? – отвечает Джен. И добавляет про себя: «На мне столько крови, хоть часть бы отмыть».

Джа умеет улыбаться, как ребенок. Разбивает вдребезги сопротивление.

– Из тебя получился бы клевый шпион, – Джен подпирает щеку ладонью, стараясь не завалиться на стол.

– Почему? – Джа меняется моментально, будто – чирк спичкой – и уже другой человек. Мягкий, как язычок пламени, и такой же податливый малейшему дуновению.

– Не скажу. Ой, блин. Кажется, нам пора отсюда валить.

– С какой стати? – Джа развязно откидывается на стуле, развернувшись всем корпусом, и тут же втягивает голову в плечи, группируется до размеров компактного мальчика-подростка. Но прятаться уже поздно, игнорировать – неэффективно.

– Надрались в такую рань? – укоряет обманчиво мягкий голос, и тонкие пальцы с безупречным маникюром ложатся на плечи Джа.

– Привет, Юль, – опасливо жмурится он.