Закон парности

По утрам они гуляли. Вначале шли лугами по прихотливой тропке, которая вихлялась, как ей вздумается, иногда огибала холмик, иногда, привередничая, взбегала на вершину, а потом неожиданно ныряла под низкие еловые ветки на опушке. Осенний лес был торжествен и прекрасен. Березы и осины наполовину облетели, в рисунке стволов и ветвей появилась особая изысканность. Буйную крону летнего дерева глаз воспринимает как контур, здесь же каждый лист был виден со своим цветом, изгибом и рисунком. Анастасия мало говорила, но по лицу ее было видно, что она пребывает в полной гармонии с миром, попросту говоря, счастлива.

— Ты изменилась, ах, как ты изменилась, — не уставал повторять Александр.

— Я знаю. Болезнь с меня схлынула. Знаешь почему? Матушка меня простила.

У Александра готов был сорваться вопрос — откуда, мол, знаешь, но он промолчал. Она опять могла усмехнуться и ответить — во сне видела, и будет права. Он чувствовал, что должен верить всему, что она говорит, ее интуиция была сродни знанию.

Александр не торопил жену ехать в Петербург, она сама назначила дату отъезда. Сборы были быстрыми. Мать Леонидия вышла их провожать, расцеловала Анастасию, Александра осенила крестом.

— Счастливого пути. Благослови вас Господь.

Петербургский дом на Малой Морской встретил их гулкой, затхлой тишиной. Слуги были упреждены о приезде господ, все было вымыто, вычищено, печи протоплены, но, казалось, из дома ушло живое дыхание, он стал музеем чьих-то ушедших в небытие судеб, смеха и слез.

— Мы здесь все переделаем. Здесь надобно другую мебель, другие картины, шторы, здесь все надо обживать заново.

Были сделаны первые визиты. Вначале, конечно, Корсакам. С Софьей Анастасия встретилась, как с доброй подружкой, хоть и не виделись они без малого три года. Самой интересной темой для хозяйки дома были Николенька с Лизонькой. Анастасия умела слушать, и потому весь вечер выглядел как оживленная и приятная беседа. Алексей перед Анастасией робел, был очень предупредителен и ласков, а она, заметив его смущение, безобидно над ним посмеивалась.

На следующий день были у Оленевых. Мелитриса ее поразила, уж больно юна и как-то ни на кого не похожа. Разговор шел вначале вполне светский, Мелитриса чопорно разливала чай. Мужчины задержались в библиотеке, и оттуда раздавались веселые восклицания и хохот. Наконец собрались все вместе за столом под старинным шандалом в тридцать свечей.

— Анастасия Павловна, тебе, небось, Сашка все уши прожужжал про наши приключения? — спросил Никита.

— Я ей про другое жужжал, — улыбнулся Александр. — Зачем понапрасну людей пугать?

— О чем ты, Никита?

— Про Цорндорф и Кистрин! — воскликнул тот.

— Я не люблю слушать про войну…

Анастасия не уловила мига, когда разговором завладела Мелитриса. Рассказ ее был временами сбивчив, иногда она по-детски больше отдавала внимания детали, чем главному, в особо трагические мгновенья круглила глаза и, увеличенные линзами, они становились огромными и темными, как два омута. Стул ее как бы сам собой двигался к мужу и, наконец, Никита обнял ее:

— Успокойся, душа моя… все позади.

В карете Анастасия призналась Александру:

— В первые минуты я все прикидывала, может ли эта девочка быть моей дочерью? А почему нет? В крестьянстве в четырнадцать лет рожают. А потом узнала ее историю. По сумме прожитого — мы ровесницы.

По служебным делам Александра беспокоили мало, но потом вдруг появились посыльные с записками то от Никиты, то от Лядащева.

— Это как-то связано с судьбой Мелитрисы? — спросила Анастасия и, не дожидаясь ответа мужа, добавила: — Ты, Сашенька, уезжай из дома когда хочешь и на сколько хочешь. У меня сейчас в доме дел… выше головы.

Теперь она редко бывала дома вечерами, побывала в театрах, навестила старых, еще материнских знакомых, словом, жила открыто, пытаясь наверстать упущенное за годы болезни и беды.

Каждое утро лакей приносил на подносе несколько писем и приглашений. Однажды из груды надушенных, прихотливо сложенных конвертов она достала длинный, узкий, не похожий на прочие. И хотя на обертковой бумаге не было печатей и других канцелярских символов, по конверту сразу было видно — казенное. Анастасия развернула бумагу, рука ее против воли задрожала.

— Александр Иванович Шувалов удостаивает меня аудиенции, — сказала она мужу с горечью.

— Что от тебя понадобилось Тайной канцелярии? — с негодованием воскликнул Александр и осекся, предчувствуя ответ Анастасии. — Мне поехать с тобой?

— Да.

Шувалов воспринял появление Белова вместе с Анастасией как должное, хотя в депеше об этом не было сказано ни слова. Прежде чем приступить к разговору, глава Тайной канцелярии сам поставил у стола второй стул, предложил сесть, а потом долго перебирал содержимое двух папок. Нервное подергивание правого глаза сообщило, что он нашел, что искал.

— Я рад приветствовать вас, графиня Анастасия Павловна. Сразу перехожу к главному. Вынужден огорчить вас прискорбной вестью. Матушка ваша графиня Анна Гавриловна Бестужева скончалась в ссылке.