– Ну бабушка, – разволновалась Ларочка. – Ну какие котлеты, всю неделю как колбаса мотаюсь: работа – дом, дом – работа. Хочется отдохнуть. А ты – котлеты. Завтра приеду, – скрепя сердце пообещала внучка и для проформы поинтересовалась: – Ты сама-то как?
– Да как я, господи. Старуха старухой: ноги не держат. Вот, думаю, дай хоть тебя вкусненьким побалую.
Представив это вкусненькое, Ларочка с трудом подавила ощущение подкатившей к горлу тошноты и быстро защебетала:
– Завтра, бабуля. Завтра…
– Ну, завтра так завтра… – протянула разочарованная Зинаида Яковлевна и повесила трубку. До завтра целая жизнь. То ли будет, то ли нет. Разве они понимают, молодые-то? Им все кажется, вечно жить будут. Ей вот тоже так казалось, а сейчас каждое утро думаешь: «Хоть бы уж не сегодня. Завтра лучше. А то и послезавтра. Одним словом – как получится».
Не дождавшись от Ларуси понимания, Зинаида Яковлевна пообещала себе быть осмотрительнее и отрезала сыру, но есть не стала и выкинула синицам за окно. Пусть жрут: зима как-никак.
Зимы после семидесяти пяти тянутся медленнее. Пока молодая была, так жизнь отмеряла: «Новый год – Новый год, Восьмое марта – Восьмое марта». А сейчас: «Едем, едем – не доедем». Ничего ведь не происходит: проснулся, поднялся и сиди как сыч, смотри телевизор. А ведь когда-то мечтала: на пенсию выйду, целыми днями ничего делать не буду, только есть и спать, есть и спать. Спрашивается, чего еще надо? Ешь, спи! А еда в горло не лезет, и сон все не приходит. Лежишь, ворочаешься, думку думаешь. А в голове-то и мыслей не осталось, только и считаешь: этот помер, тот помер. Когда ж моя очередь?
В размышлениях о приближающейся очереди ее и застал телефонный звонок. «Не буду брать, – решила Зинаида Яковлевна, пытаясь не реагировать на подпрыгивающий от треска телефон. – Катька звонит».
«Не берет, – думала Катерина и упорно не вешала трубку. – Может, случилось что?»
Ничего не случилось, не хотела Зинаида Яковлевна общаться с внешним миром, скоропалительно отозвавшимся на просьбу о помощи. Не хотела, потому что боялась услышать: «Ну все, мама. Пора и честь знать, платье готово, дверь открыта, поминки заказаны».
Когда телефон начал издавать восьмую по счету нескончаемую трель. Зинаида Яковлевна не выдержала и подняла трубку.
– А? – произнесла она сонным голосом.
– Зинаида Яковлевна! – прокричала в трубку сноха. – Спите вы? Разбудила?
– Вздремнула, – с легкостью наврала коварная свекровь и для пущего эффекта смачно зевнула в трубку.
– Придумала я…
– Уже? – как бы удивилась Зинаида Яковлевна.
– Ну да. Уже. Пока шла от вас, думала, что делать.
– И придумала? – съязвила свекровь.
– Придумала, – не чувствуя подвоха, ответила Катерина.
– И что придумала?
– Шарфик можно завязать. Небольшой. Неброский.
– И где это его мне, интересно, повяжут? В морге? – рассердилась Зинаида Яковлевна на бестолковую сноху.
– Зачем в морге? – радостно прокричала та. – Дома.
– И кто это мне его на шею вязать будет?
– Я или Ларочка.
– Ну… это, конечно, другое дело – с удавкой в гробу лежать. Молодец. Хорошо придумала! – с сарказмом похвалила Катерину Зинаида Яковлевна и грозно притаилась у трубки.
– А что же делать? – растерялась сноха.
– Откуда я знаю что! Но в шарфе нельзя, не принято. Никого еще с шарфом не хоронили, и меня не надо.
– А тогда что? Может, воротничок? У меня есть, еще мамин, настоящее ришелье. Сейчас такое уже не делают.
– У меня этого ришелье целая коробка! – остудила пыл снохи Зинаида Яковлевна. – А то я бы без тебя не догадалась! Нельзя ришелье!
– Почему? – наивно уточнила Катя.
– Потому! Нельзя, и все тут. На тот свет, между прочим, собираюсь, а не в школу.
– Можно подумать, ришелье только в школу надеть можно.
– Не знаю, кто куда, а мы в школе его на воротники пускали. Этого-то ришелье у всех хренова туча была. Копейка в базарный день!
– Не знаю, – засомневалась Катерина. – Сейчас это очень модно. Рушники скупают, скатерти. Я сама на барахолке видела.
– Скажи еще – скатерти! – возмутилась Зинаида Яковлевна. – Я ведь тебе не стол, чтоб меня скатертями покрывать. Может, еще и гроб лакированный закажете?
– Ну, зачем вы так, Зинаида Яковлевна, – вдруг решила обидеться Катя. – Я же как лучше хотела, чтоб у вас все чин по чину было. Сами же сказали: случись что, а надеть нечего.
– А чего ты обижаешься? – «включила дуру» Зинаида Яковлевна. – Разве на таких стариков, как я, обижаются? О вас, между прочим, беспокоюсь, чтоб ноги не сбивали, когда умру.
– Что-то я не пойму вас, мама, – вкрадчиво заговорила сноха. – Платье вам не нравится – выкат большой, шарфик вы надевать не будете, воротничок – школьницы носят. Может, вам еще жабо на платье настрочить? – Катерина впала в совершенно справедливую ярость.
Почувствовав, что задела сноху за живое, Зинаида Яковлевна тут же поменяла интонацию и смиренно спросила:
– Разве только жабо. Хоронят сейчас в жабо или нет?
– Что наденут, в том и хоронят, – резко ответила Катерина и собралась было уже повесить трубку, как свекровь ласково защебетала: