Закон популярности

Но Ксюше приходилось терпеть. Неповоротливый Васильев вел себя так, словно ничего не произошло, не искал с ней встречи, не просил прощения. А потом и вовсе пропал, и увлеченная выстраиванием отношений с Гребешковым Рязанкина подзабыла главную цель всей этой интриги – месть. Месть кровавая и безжалостная. Хотя сил мстить у нее уже не было. Хотелось поскорее вернуть все обратно, чтобы стало так, как было раньше.

– Надеюсь, у тебя была уважительная причина для прогула? – Червяков неторопливо раскладывал на столе тетрадки с самостоятельными работами.

– Смотря для кого, – хмыкнул Васильев, удобней устраиваясь на стуле. Разговор должен был быть долгим.

– И какая же у тебя? – Червяков на мгновение поднял глаза. – Воспаление хитрости?

– Приступ аллергии.

Математик выпрямился.

– Васильев, почему ты не хочешь поговорить с психологом?

– Почему не хочу? – сделал наивное лицо Андрюха. – Мечтаю. Только она меня к себе домой не зовет.

По классу прошелестели легкие смешки. Червяков выдержал долгую паузу, в течение которой он недовольно постукивал пальцами по столешнице.

– Я бы на твоем месте не стал смеяться, – наконец произнес он. – В том, как к тебе относятся ребята, виноват ты сам.

– А как они ко мне относятся? – привстал со своего места Васильев. – Эй, народ, как вы ко мне относитесь?

– Нормально относимся, – заторопился с ответом Ротов.

– Нормально, – как эхо подтвердил Когтев.

– Васильев, мы за тебя! – поднял вверх кулак Голодько.

– Вот видите? – развел руками Андрюха.

– А социометрия показала, что ты изолируемый, – с видимым удовольствием произнес математик. – Ты здесь никому не нужен. Твои выступления – работа шута в балагане. И ничего более. Так что сиди и молчи.

– Правда, достал уже всех, – недовольно зашипела Олеся Маканина. – Без тебя так хорошо было!

– Ой ли? – с усмешкой протянул Васильев и уставился на учителя.

Червяков постоял, опершись руками о стол, потом бросил ручку в журнал и раздраженно прошел перед доской.

– Я тебя не понимаю! – развел он руками. – Неужели ты ничего не видишь вокруг себя? Тебя никто не выбрал! Тебе никто не доверяет! Ты можешь шутить и травить анекдоты, сколько влезет. Все пойдут дальше своей дорогой, а ты так и останешься со своими глупыми шуточками и розыгрышами. Неужели тебе все равно?

– Чего мне беспокоиться? – Андрюха еле сдерживался. Ему хотелось наговорить учителю гадостей, а еще лучше врезать по его довольной холеной физиономии, чтобы сбить с лица эту ухмылку, вышибить из него уверенность, его подлую обманную уверенность. Но Васильев силой заставлял себя сидеть и улыбаться. Стоило подождать, немного подождать. – Вы там чего-то себе решили, а я вам верить должен!

Ахнула Смолова. В классе стало тихо. И в этой тишине с удвоенной силой загудели лампы дневного освещения.

– Так. – Математик вернулся к столу. – Мне ты не веришь? Правильно. Кто я для тебя? Ты вот у своих друзей спроси, кто из них вообще вспомнил про тебя. – Он повернулся к притихшему классу. – Ну? Что присмирели? Поднимите, поднимите руку, у кого фамилии Васильева не было в списке. Что ты на меня смотришь? Ты оглянись!

Васильев продолжал сверлить взглядом учителя. Он боялся увидеть страшное – поднятые руки, которые, как секиры палача, взметнулись бы над его головой.

– Так, а что вы сидите и на меня смотрите? – выпрямился Юрий Леонидович. – Чего испугались? Никто вас за это не тронет!

Заскрипели парты и стулья. Над головами, как знаки вопроса, стали подниматься руки с вяло повисшими кистями.

Одна, две, три. В основном девчонки. С усмешкой глядя на Андрюху, потянула руку Рязанкина. Сидящий рядом Гребешков присоединился.

– Так! – Чтобы прийти в себя, Червяков несколько раз глубоко вздохнул. – Вы что же, боитесь собственного мнения? Вы сами писали ответы. Никто вас не заставлял. Когтев! Цымлин! Ротов! Голодько! Что головы опускаете? Или вы забыли тех, кого назвали друзьями?

– А чего сразу Когтев? – прогудел с последней парты Стас. – Чуть что, сразу Когтев.

– Мне вам ваши же ответы напомнить? – заметался между рядами Юрий Леонидович. – Я не поленюсь, схожу в кабинет психологии, принесу листочки, и вам же стыдно будет.

– А вы принесите! – нервно хихикнул Андрюха, стукнув кулаком по лежащему на столе рюкзаку. – Знаем мы ваши результаты! «Ты беременна, но это временно!»

– Помолчи! – не выдержала Ксюша, мучительно краснея за Андрея, но Васильев в ответ громко захохотал.

– Ладно! – Математик яростно раздувал ноздри. Казалось, еще чуть-чуть, и он взлетит. – Только как после всего этого вы будете в глаза друг другу смотреть? Какой позор! Лжете и не стесняетесь собственного вранья!

Он ураганом понесся к выходу. Хлопнула дверь.

– Ну, чего, братва? – развернулся к классу Васильев. – Чего притихли?

– А чего будет-то? – буркнул Когтев, зачем-то убирая тетрадку в чемодан.

– The Show Must Go On[2] – широко улыбнулся Андрюха. – Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет. А, Маканина?

– Придурок, – выдохнула Олеся, отворачиваясь.