Я безжалостно показала ему картинки. Очень деловито описала последствия, отнюдь не скрывая моментов эйфории, после чего поставила его перед выбором: пять процентов обманчивых восторгов и девяносто пять процентов мучений и в целом двадцать процентов жизни или же надолго и в полной мере сохранить человеческий облик. Пусть сам выбирает — хочет ли он быть человеком или тряпкой. Ребёнок любил математику, проценты его убедили, он решил пригласить того Весека из восьмого класса и попросил, чтобы я и ему все это показала. Кажется, Весек ещё не совсем впал в зависимость, так что он довольно легко из неё выпал.
Это был единственный случай, когда у меня дома находились наркотики. В едва заметном количестве и не слишком долго, так как потом мы с Томском коллективно утопили все это в туалете, но именно в этот момент появился Доминик. Кася впустила его, когда мы с Томском все ещё копались в литературе.
Он осмотрел белый порошок, попробовал, ни слова не сказал, но выражение лица у него было такое, что я должна была бы распластаться на полу или даже ещё ниже. Не знаю, что там находилось под моим полом, возможно, бетон, а может быть, пустое пространство, вроде бы под самыми разными полами имеют место быть какие-то балки, под свой я не заглядывала, но даже если бы я лежала на бетонном перекрытии, элементарная порядочность заставила бы меня там и исчезнуть. Я попыталась объяснить ему, в чем дело, но он не стал слушать и ушёл, распространяя вокруг себя атмосферу осуждения.
А семья в Австралии узнала, что я — наркоманка…
Нет, это просто невозможно. Доминик — и вдруг пишет анонимные письма, направленные против меня? На какой же паштет это ему понадобилось, чего, черт побери, он хотел этим достичь? Ну, хорошо, он мог меня уничтожить, тоже мне пожива…
Я честно обдумывала, кто ещё мог бы подбросить мне подобную гадость, но ничего в голову не приходило. Я перестала гадать, тем более что семейство позабыло о ссоре и снова взялось за меня.
— Таким образом, инсинуации не имели под собой никого основания… — снова заговорила бабушка.
— Это голословное отрицание! — зашипела тётка Иза.
Тётка Ольга подскочила так, что даже кресло ойкнуло.
— Это потому, что ты для своего сыночка хочешь!..
— Оленька! — возмущённо осудил её дядя Филипп.
Бабушка держалась, как скала посреди морских волн.
— ..что вовсе не означает, будто все в порядке.
Лично у меня есть ещё много претензий. Что тебе известно об отношениях в семье? — обратилась она ко мне.
— Абсолютно ничего. Я и понятия не имею, сколько в семье человек. Признаюсь, я даже собиралась при случае расспросить тебя, бабушка, ведь это глупо — ничего не знать о своей родне.
— О, сейчас я не стану тебе всех перечислять.
Это не так уж важно. Существенно то, что хотя ты и не совершила вменяемых тебе поступков, то и наших ожиданий полностью не оправдала…
Холера! Интересно, какие же это были ожидания. Ну, скажем, хлестанье дяди Игнатия растрёпанным париком по морде к ним явно не относилось…
— ..ведёшь, пожалуй, излишне сумбурную жизнь.
Так что до того момента, когда твоему сыну исполнится двадцать один год, а девочке — восемнадцать, на тебя невозможно возложить ответственность за все состояние…
— Не известно ещё, будут ли и они этого заслуживать! — снова зашипела тётка Иза.
— Зато твой-то уже себя показал! — упрекнула её тётка Ольга с ядовитым удовлетворением.
— ..о браке со Стефаном не может быть и речи, — неуклонно продолжала бабушка. — Вместе вы образовали бы прямо-таки клоунский конгломерат…
С каким ещё Стефаном, господи, помилуй?!
— К тому же Стефан уже раньше продемонстрировал отсутствие элементарной порядочности…
Тётка Иза издала лишь продолжительное шипение, без слов.
— ..поэтому он наследовать не может. Разумеется, все это при условии, что ты будешь полностью очищена перед законом от подозрений в преступлении. Подобного рода преступления абсолютно исключают твоё участие в наследстве.
— Но, может, нам стоило бы посмотреть на этих детей? — не успокоилась тётка Иза.
Она меня наконец разозлила.
— Они есть на фотографии. Стоят в моей спальне. Снимок совсем недавний, два месяца назад, могу показать.
— Я не настолько любопытна.
— А я с удовольствием посмотрю, — вызвался дядя Игнатий, откупоривая очередную бутылку, наверное, четвёртую или пятую.
— Я желаю послезавтра поехать туда, где они сейчас находятся, — сухо сообщила бабушка. — Поедем все. Надеюсь, что ты сумеешь обеспечить транспорт для Изы и Филиппа.
Дядя Филипп сидел тихонько, теперь уже как расстроенная мышка. Тётка Иза наконец замолчала, тётка Ольга во весь рот зевнула. Совещание было окончено, компания начала расходиться, однако дядя Игнатий проявил настойчивость.
— Пожалуйста, — обратился он ко мне, вставая со стула с бокалом вина в руке. — Покажи мне фотографии твоих детей, я хотел бы их увидеть. Пожалуйста.
Ради бога: хочет посмотреть — пусть смотрит.
Никто не протестовал, но быстренько выяснилось, что на самом-то деле он хотел поговорить со мной с глазу на глаз. Мне это было очень кстати.