Дядя Филипп старался высвободить руку, привязанную к колокольчику, в чем я ему изо всех сил препятствовала, так как тот снова начал бы звенеть.
Какие-то верёвки болтались у меня под ногами, я посмотрела, куда они ведут. Одна, естественно, шла прямо от двери к звонку, вторая соединяла дядю Филиппа с ручкой двери, а третьей дядя был связан с инструментом, хотя и не совсем музыкальным. Во всяком случае, децибелы он издавал вполне приличные, то есть, понятное дело, инструмент, а не дядя сам по себе. Я поискала взглядом ножницы, поскольку узлы производили весьма солидное впечатление.
Дядя начал бормотать какие-то объяснения.
— Видишь ли, девочка моя… Столько подозрений…
Я хотел лично… Бабушка… Нужно было… Ну, в общем…
— Не шевелите пока рукой, дядя, — в отчаянии произнесла я. — Я сейчас все это обрежу. Нужно вас оторвать от дверной ручки.
Однако ножниц нигде поблизости не было. Я вспомнила, что они в моей рабочей комнате, а вторые наверняка у моих детей, заваленные хламом. Едва я успела найти в ящике единственный острый нож, как все семейство объявилось в холле.
Первой показалась тётка Ольга.
— Нееееет!!! — страшным голосом заорала она, видя, как я с ножом в руке бросилась к дяде, и защитным жестом вытянула перед собой руки. Дядя снова энергично зазвенел.
— Нет, нет! — поддержал он её протест, хотя и совсем другим тоном. — Это не то, что ты думаешь…
Я понимаю… Я согласен…
Острый нож оказался скорее тупым, чем острым, так что мне не удалось выполнить все одним движением. Я схватила верещащий звонок и, перепиливая толстую верёвку — и где это они отыскали такие толстые верёвки? — вспомнила, что собиралась перед приездом родни наточить все ножи. Точнее говоря, я хотела попросить Рысека сделать это для меня, но идея как-то вылетела у меня из головы.
Остальные путы я пилила уже не так нервно, держа проклятый звоночек в руке, чтобы он больше не звенел. В холле все уже были в сборе, последней величественно прошествовала по лестнице бабушка.
Тётка Ольга держалась за грудь, с трудом переводя дух, дядя Игнатий пытался её успокаивать, хотя и довольно странно — похлопывая её по всем возможным местам. Мера эта подействовала, когда он попал ей по заднице. Тётка Иза выговорила лишь:
«Ну и ну!» и застыла у стены в наполеоновской позе, дядя Филипп же терпеливо пережидал перепиливание. Наконец, заговорила бабушка.
— Значит, тебя все-таки выпустили, — с горечью сказала она. — Мы поняли, что тебя вызвали, опасались обыска и решили к этому подготовиться.
Филипп сам вызвался. Это дело нужно выяснить до конца, и я не потерплю ни малейшей отсрочки.
Я наконец отвязала дядю от дверной ручки.
— Но ведь уже поздно, бабушка, — осторожно заметила я. — Завтра все не выспятся…
— Сегодня, — поправила меня бабушка. — Уже почти половина третьего. Это не имеет большого значения, мы на отдыхе. А спать в атмосфере подозрений просто невозможно.
— Если бы это был какой-нибудь приём… — увлечённо начал дядя Игнатий.
— В такое время приём был бы уже в полном разгаре. Время подавать горячие закуски…
Ничего не поделаешь, пришлось мне её перебить, чтобы не пробуждать излишних надежд.
— Но у меня сейчас нет никаких горячих закусок, бабушка. Мне очень жаль, я не знала, что у нас будет ночная забава. Могу предложить солёные пальчики с красным вином… а! И ещё бобы. Но на бобы нужно сорок минут.
— Не важно. Не думаешь ли ты, что мы закончим разговор раньше?
Оставь надежду… Ничего не поделаешь, высплюсь как-нибудь в другой раз.
Я поставила воду, вытащила из морозилки мороженые бобы и уселась в гостиной в часами в руке.
Бабушка не стала терять времени даром.
— Почему ты не вышла замуж? — сурово спросила она.
Этот вопрос невероятно поразил меня.
— Как это?.. Я же вышла! Восемнадцать лет назад, мои дети рождены в законном браке!
— Во второй раз. После развода. Почему ты ещё раз не вышла замуж?
Вот тебе и на, и что я должна была ей отвечать?
А собственно говоря, почему я не вышла замуж во второй раз? Потому что это никому не было нужно.
Доминик моей руки не просил и вовсе не рвался жениться, а я предпочитала избегать всяческих осложнений. Супружество, общий дом, а в этом доме — мои собственные дети… Мужчина страшно мешает профессиональной деятельности, требует, чтобы ему регулярно готовили еду, а уж тем более такой ценитель качества и педант, как Доминик… Пошло бы раздражение, недовольство… Да и, в конце-то концов, чей бы это был дом, его или мой? И кто его должен был содержать? Мне пришлось бы просить у Доминика денег, стать целиком и полностью зависимой от него? Кошмарная идея!..
Я решила открыть вторую половину правды.
— Потому что у меня было слишком много работы. Муж дома — эта огромная ответственность, я предпочла приходящего сожителя. Такому не нужно стирать рубашки и пришивать пуговицы, он не сидит у тебя непрерывно на шее и не требует завтраков, обедов, ужинов…
— А дети? — возмущённо перебила меня тётка Ольга.
— Что дети?
— Они ведь тоже должны завтракать, обедать и ужинать?