Мы с Юрой садимся в лодку, Гоха и Вася Горбун идут берегом. Плывем под темный ольховый обрыв — там держится щука, да и туристов меньше. Вода переливается, колышется за кормой. Переливы ее чисты, и даже на глаз видно, что это не обычная, не простая вода. Дыхание освежают глубинный холод и запах йода. Нити колючих с виду водорослей качаются в глубине. Подумать только: целое море минеральной воды!
На песчаной косе стоят грузовые автомобили. Капот одной машины открыт, шофер копошится в моторе. Словно кровь на рубашке, под которой свежая пулевая рана, на песке ширится темное пятно. Шофер, очевидно, сливает на берег отработанное масло. Вася Горбун коршуном налетает на этого шофера, начинает кричать, машет руками.
Неподалеку от озера строится мощная автострада. Но и на старой дороге густо пылят колонны автомобилей, идущих на Чикой, Хилок, Петровский завод. Старая дорога проходит по касательной к озеру, и каждый водитель норовит отдохнуть на Арее. Земля в этом углу плотно утрамбована колесами, залита маслом, в воде возле берега валяются железяки, круги негодной автомобильной резины.
— Народу здесь тысячи, — говорит Юра, — а охрана озера налажена плохо.
Вася Горбун шумит на шофера, Гоха стоит руки в брюки, делает вид, что это не его дело. Глядят с бугра на воду глазами-окнами реденькие домики старого Арея (новый поселок в стороне, за полосой леса), темной ботвой зеленеет в огородах картошка. Юра-рыбак рассказывает: было у Васи Горбуна свое хозяйство, дом был, но Вася Горбун пустил хозяйство по ветру, а дом отдал на слом в соседний поселок: вроде, уезжать надумал. Он смотреть не мог на строительство туристских баз, на толпы организованных и диких туристов, которые, как ему казалось, вели себя одинакова дико: рубили на берегу деревья на дрова и палаточные колья, выливали мыльные остирки в священную арейскую воду, оставляли в лечебном песке стекло битых бутылок. Вася Горбун помнил берега Арея девственными: на той стороне, где сейчас стоит турбаза «Кристалл», плавали дикие гуси, купались лоси и трубили изюбры, воздев морды к небу и вытягивая вдоль спины длинные ветвистые рога. Теперь под каждым кустом табунились туристы, и Вася Горбун предвещал Арею беду. Чтобы не видеть гибели озера, он и надумал уехать.
И когда растащили хозяйство Васи Горбуна, а дом разобрали на бревна и увезли, Вася напился, упал в кусты и плакал, жалея Арей. Всю ночь он ходил по берегу, слушал свист одинокого кулика, и так решил он в эту ночь: уезжать ему с Арея нельзя! Будет он тут жить до конца своих дней, но по мере сил и возможности сохраняя озеро. Но дома-то у Васи Горбуна уже не было, рыбаки из жалости отдали ему под жилье зимовейко с одним маленьким оконцем и земляным полом: «пустили на фатеру».
Лодка уткнулась в песок. Расправляем невод, Юра подвязывает веревки. Вася Горбун, видать, усовестил шофера, в целях перемирия водители угощают Васю Горбуна и Гоху. Звякает и блестит стекло. Вокруг нашей лодки толпятся туристы — добровольные помощники. Не дожидаясь Гоху, делаем первую тоню. Плоскодонка делает полукруг и, оставляя за собой цепь темных точек, возвращается к берегу. Идет невод трудно — гребет водоросли. В сетчатой мотне и крыльях накатывает зеленые копны. Вода ласкает босые ноги — таскать невод в такой воде одно удовольствие.
Туристы раздирают клубки водорослей, обирают рачков-бокоплавов, похожих на больших блох. Это — бормаш, для наживки. Нити водорослей густо утыканы узкими упругими листиками, похожими на пихтовую хвою. Из клубков вместе с бормашем вылетают синявки, караси-карлики. По крайней мере они очень похожи на карасей. Размером вдвое меньше спичечного коробка. Из животов синявок мальчишки выдавливают больших белых червей и тоже используют для наживки. Размером плоский тягучий червь больше самой синявки, и диву даешься: как он умещается в ее животе? Не по вине ли этого червя-паразита рыбка с течением веков превратилась в карлицу? Червь, несомненно, вытягивает из синявки все соки. Подошла мотня. Ярятся золотисто-зеленые щуки, хлобыщут водой. Юра кидает щук на дно плоскодонки. Собирается толпа — смотрят, суют Юре деньги, просят рыбы. Юра — человек безотказный, но и план выполнять надо: зверопромхоз дает ему план на рыбу. Старуха в старинном цветном сарафане властно сует в руки Юры рубль, влажный от пота ладоней, и просит щуку:
— Одну мне, сынок, одну! Всего одну щучку!
Боясь отказа, бабка сама лезет в плоскодонку и торопливо, почти с вожделением хватает небольшую щуку, жадно прижимает ее к груди наподобие священного амулета. Юре смешно, он берет самую большую щуку и подает бабке.
— Не! — отрицательно трясет головой старуха. — Мне такую надо! Зять у меня пьет, осатанел совсем. Арейская щука будто хорошо пособляет от запоя, если ее живмя опустить в водку, настоять, а потом хорошенько угостить настойкой выпивоху. Спасибо тебе!
— Вот Васе бы с Гохой такой настойки, — хохочет Юра.