Закон предков

И тут открывается брезентовый полог, тычется слепая голова, закиданная мокрым снегом. Злой белый дым с визгом врывается в палатку, едва не загасив огонь. Дюдувул не боится ни духов, ни бувки, но голова действительно вид имеет потусторонний: шапка вся сгнила и теперь болтается лохмотьями, а там, где бывают у человека глаза, чернеют две круглые ямы. Упала голова внизу, на пороге.

Чэкэрэк кричит, закрыв лицо камусом. Шилборок садится: может, ноги подкосились от страха, может, хочет спасать девочек. Дюдувул молчит, смотрит, что будет дальше. Первой догадкой было: сосед-пастух Васька Гыргенов пришел, пьяница. Будет заставлять хлебать спирт, оскорблять начнет: пьяница пьяниц любит. На этот раз Дюдувул по-настоящему разозлится, ответит на оскорбление: вынесет Ваську за дверь, ткнет носом куда надо. С тех пор как старик Чохтоо накормил Дюдувула колдовским варевом, он не выносит спиртного запаха — лихотит.

Торанг как будто еще больше ярится. Ветер треплет полог палатки, визжит в дымовой трубе. Дюдувул наклоняется над упавшим. Мешковина, которой была обмотана голова, от прикосновения расползается. Дюдувул хватает прямо за волосы. Слетели черные снеговые очки, а под ними — обыкновенные глаза в белесых ресницах. Рыжая борода вьется колечками. Дюдувул дивится: нет, это не Васька Гыргенов. Но все равно, однако, знакомый. Где-то Дюдувул видел эту рыжую бороду.

Тело оборванца втянуто в палатку, уложено возле раскаленной жестяной печки. Дюдувул приложил ухо к груди: человек живой, дышит! Старик Чохтоо шебуршит сушеной травой — целебный корень ищет в сумке из ровдуги. Волчий корень. Сильный корень — мертвого может поднять.

Чохтоо зажал корень в руке — думает. Давно было. Такой же белобрысый пришел, новой бумагой грозил, короткое ружье-наган на боку. Страшно ругал Чохтоо: нельзя шаманить, корни-травы сушить. А разве Чохтоо шаманом был? Он просто сушил летом целебный корень и травы на пользу людям. Разве новая бумага запрещает делать добро людям?

Чохтоо тогда сильно обиделся. Не испугался — обиделся. После понял: новая бумага хорошая, правда и добро в ней. Белобрысый человек был худой. Худые люди любят прятаться за хорошей бумагой. Жестокий торанг судьбы собрал их потом в большие толпы, гнал и гнал за гребни Кодара, на Север, в мутные льды Ночного моря. Правых и виноватых — такой был жестокий торанг. Медведи и волки в ту осень жирели. Они просто трескались от довольства и жира. В тот год охотники впервые заметили, как открыто и нагло волк смотрит в человеческие глаза — насмехается.

Чохтоо бросает к ногам Шилборок кусок корня:

— Завари в чайник.

Дюдувулу Чохтоо говорит:

— Турисыт. Или геолог.

Дюдувул соглашается: турист это. Человек, который ходит по земле только потому, что ему охота ходить. Эту рыжую бороду он уже видел в прошлом году. На озере Липриндо или на речке Курунг-Урях. Где-то видел.

— Ходят и ходят, — ворчит Чохтоо, — четыре зимы назад шестерых задуло турисытов. Такой же торанг был. Как этот не сдох? Камни роняет.

В торанг рычат скалы Кодара: камни катятся. Камнепад даже сокжоев, диких оленей, иногда забивает насмерть.

— Не знаю, почему ходят? — ругается Дюдувул. — Лучше бы рыбу ловили. На Дюдувула два воза вешают: зимой Дюдувул мерзни на собольей тропе, летом в холодной воде мокни.

Дюдувул разглядывает бороду странного человека, вспоминает слова Чохтоо: «Шерстью обрастут, злые станут». Догадка приходит: рыжебородый, поди, оттуда, где стрельба, бетонные ямы и железные крючки для глаз — хунта! Шпион Паурса залетал, радио говорило. Этому почему не залететь или не приплыть по Лене-реке с берегов Ночного моря?

Шилборок подает отвар корня, но незваный гость и без корня шевелится, ожил. Стягивает с головы остатки гнилой мешковины. Выпростался из телогрейки — сотлевшей и рваной. В свитере сел, сидит. Трет ладонями виски, шею. На людей не смотрит. Молча берет кружку из рук Шилборок с горячим отваром. Девочки Чэкэрэк и Аярик спрятались в угол за ситцевый полог, сквозь щель смотрят, как парень пьет. Молодой парень, желтый. Борода и волосы желтые — лисий хвост. От горячего питья лицо парня потеет, красное. Торанг гудит.

— У, — говорит парень, — дым учуял, вот и набрел на вас. Штормовку сорвало и унесло ветром, потом рюкзак укатился в пропасть. Бр-р!

Буран поднялся, он спал на лужайке, рассказывает парень. Носки и штормовку на палку повесил — сушить. Проснулся от рева воздуха, одежды на палке нет — сдуло. Растерялся, забегал в поисках укрытия и попал на каменную осыпь. С перестуком колес на рельсах камни неслись вниз, к пропасти. Барахтался в камнях, упал. Как выскочил? Рюкзак догадался сбросить. Рюкзак вместе с камнями ухнул в пропасть. В сломанном балагане нашел на пути какие-то тряпки, обмотал голову. Шел и шел все время навстречу ветру, чтобы не сбиться.

— Если бы не поймал запах вашего дыма, не знаю, что было бы, — говорит парень.

— Сдох бы, сдох! — соглашается Дюдувул. — Тайга, домов нету.