Я едва успела сунуть камень в карман. Дверь камеры, заскрипев, открылась, являя мне всё того же господина Фабиано. Он побрызгал на меня водой и что-то зашептал, перебирая пальцами бусы, которые висели у него на запястье левой руки. Еле удержалась, чтобы не сказать толстяку, что уже умывалась сегодня. Он, тем временем, закончил перебирать бусины и уставился на меня несколько озадаченно. Я списала его удивление на свой цветущий, жизнерадостный вид. Ведь я не только выспалась, но и успела позавтракать, бесстыдно стащив в охотничьем домике кусок хлеба с сыром прямо из-под носа Мартины.
Однако, как в этом мире у меня бурно развиваются криминальные наклонности! Ты, Петенька, поосторожней! А то привыкнешь, и в своём родном мире примешься за старое. А там за преступление разговор короткий: лишение всего и вся, и карабкайся после отбытия наказания дальше, как получится!
— Покайся! — возвестил Фабиано торжественно.
— Каюсь, — честно признала свою неправоту в покраже завтрака, хлопая ресничками.
Его явно озадачила моя покладистость. Фабиано что-то заподозрил, нахмурился, и потащил меня из камеры, бурча что-то, похожее на 'изгоню бесов, освобожу душу…'. Я мысленно посмеивалась над его уверенностью в своём могуществе, но следовала за ним покорно. Пусть пока радуется.
Зал, в который меня привёл монах, мне не понравился категорически. Я не имела ни малейшего представления о принципах работы всех устройств и приспособлений, представленных здесь, но их жуткий вид не оставлял сомнений, что все они причиняют боль. Чего стоила огромная решётка-гриль, явно рассчитанная не на приготовления сосисок.
Я задумалась, а правильно ли я поступила, таким образом, пытаясь заполучить аудиенцию у маркиза Фармазотти? Уж больно неприятным может оказаться этот путь.
Ладно, ещё немного побуду здесь, авось, и дождусь чего полезного. А нет, так покуражусь над этими святошами, покажу им 'Ведьму настоящую', что бы потом было с чем сравнивать, и не губить ни в чём не повинных людей, и распрощаюсь горячо. Очень горячо…
Святой отец Фабиано, тем временем, пытался меня увещевать, рассказывая, какие муки ждут меня в аду. Как меня будут долго кипятить в котле с маслом вместе с другими грешниками. А потом бесы будут жарить то, что не успело свариться. В довершении всего, я отправлюсь к какой-то Геенне Огненной, даме мне тоже незнакомой, которая будет меня мучить до второго пришествия. Самым любопытным в его рассказе было то, что он обещал, что моя многострадальная кожа всё время будет вырастать вновь. Хм… А вот это уже попахивало неплохим знанием анатомии, ибо без кожи муки будут уже не такими страшными.
— Господин Фабиано, — обратилась я к нему максимально вежливо, — не надо меня пугать, я не боюсь. И сообщите обо мне маркизу!
— Ты, — взревел толстяк и перекрестился, — исчадие ада! Ты — воплощение Сатаны! Покайся!!!
— Не буду, — обиженно надула губки. За завтрак я уже покаялась, а новых грехов ещё не успела совершить.
Почему-то это так взбесило Фабиано, что он даже побелел и покрылся испариной.
— Похотливая девка! — взвизгнул он тонким бабским голосом. — Прекрати свои скверные действия, тебе меня не соблазнить!
— Мне?! ВАС?!! Ха-ха-ха! Вы с ума сошли! Я замужем…
— Замужем за Сатаной! Вот ты призналась, ведьма!
Как можно объяснить хоть что-нибудь этому тупоголовому мужику, если любое моё слово он выворачивает наизнанку и трактует так, как выгодно ему? Я сказала обычную фразу, которую говорят миллионы женщин во всех мирах: 'Я замужем', а получается, что призналась в чём-то нехорошем. Мдя… По-моему, мне всё-таки пора убираться из этого… э-э-э…монастыря, и искать встречи с маркизом другим путём.
Только я собралась сообщить о моём решении господину Фабиано, как в зал ввалился здоровенный, по сравнению с прочими людьми этого мира, мужик, с жуткой физиономией прирождённого садиста. Он критически осмотрел мою фигуру и прошептал что-то на ухо толстяку. Тот недовольно нахмурился, разглядывая меня, словно увидел только что, потом перевёл взгляд на неприятное сооружение из деревянных брусьев.
— Ты уверен? — Здоровяк утвердительно кивнул. — Тогда давай испанский сапог.
— Господа, господа, — встряла я в их мужской разговор. — Мне не нужна чужая обувь! Меня своя вполне устраивает!
— Тебя никто не спрашивает, — флегматично сообщил садист, и стал громыхать железками на очередном жутко неприятном агрегате.
— А придётся спросить, — начала я злиться.
— Молчи, ведьма, — голос здоровяка не изменился ни на тон.
Я уже давно догадалась, что ведьмами в этом мире называют женщин, которые якобы имеют силу. К слову сказать, наличие магической силы в этом мире я пока не почувствовала ни в ком.
Я решила, что время куража настало и пора продемонстрировать этим Святым отцам, что такое — настоящая ведьма! Во мне взыграло ехидство и дурные наклонности, которые сейчас я могла проявить в полную силу.
— Я требую аутодафе! — с вызовом заявила садисту, уронившему себе на ногу здоровые щипцы после моих слов. — Немедленно!
— Ты ничего не можешь требовать! — снова взвизгнул Фабиано. — Ты должна признать себя виновной!