— Через две недели ее родители приезжают в город навестить ее сестру Шелли, — говорит Алекс. — Она хочет признаться, что мы в тайне от них встречались с самого начала колледжа. Они знают, как мы расстались тогда в Чикаго. Я повел себя с ней как последний подонок и уехал. — Он прижимает ладони к глазам и стонет. — Посмотри на меня, Карлос. Я все тот же парень, с которым они не позволяли ей встречаться в Чикаго. Они думают, что я ничтожество, и, вероятнее всего, правы. Бриттани хочет, чтобы я пошел с ними на чертов ужин. Как будто они смогут принять тот факт, что дочь, которую они растили, как принцессу, сошлась с бедным, грязным мексиканцем из трущоб.
Я не верю своим ушам. Мой брат, тот, что без страха пошел наперекор собственной банде и не испугался получить за это пулю, чуть не наделал в штаны, когда узнал, что ему придется отстаивать перед родителями Бриттани их отношения.
— Ты боишься, — говорю я ему.
— Нет. Просто не хочу страдать бредом.
Мой брат струсил. Он боится, что Бриттани согласится с мнением своих родителей и прямо перед ними бросит его. Алекс не в силах принять ее уход, поэтому отталкивает ее и отказывается от их отношений, прежде чем это все произойдет. Я знаю это, потому что веду себя так же всю свою жизнь.
— Бриттани хочет бороться за ваши отношения, — говорю я Алексу, оглядывая его винтажный «Монте-Карло», припаркованный в дальнем углу мастерской. — Почему ты отказываешься от этого? Потому что ты трус, братишка. Имей хоть каплю веры в свою
— Ее родители никогда не примут меня. Я всегда буду в их глазах грязным
Мне повезло, что родители Киары совсем не такие. Они рады, если их дети счастливы, независимо от деталей. Они стараются направлять нас, но никого не осуждают. Поначалу я думал, будто это притворство, и никто не сможет принять меня, особенно когда я сам всегда пытаюсь отталкивать людей. Но теперь я думаю, что Вестфорды и правда принимают людей такими, какие они есть, со всеми их недостатками.
— Если ты считаешь себя грязным
— Да пошел ты, — говорит Алекс. — Ты ни черта не знаешь об отношениях. У тебя их никогда не было.
— Сейчас есть.
— Они не настоящие. Даже Киара в этом призналась.
— Что ж. Зато они в любом случае лучше тех, которые есть сейчас у тебя. — Я подхожу к синей «Монте-Карло». — К твоему сведению, я здесь, чтобы одолжить у тебя машину на вечер. Не для себя, для Киары. Я знаю, ты считаешь ее классной, а с моей стороны будет не круто отвезти девушку на бал на ее же собственной тачке.
— Я планировал заехать к Вестфордам перед балом. Они меня звали.
— Не утруждайся, — говорю я ему.
— Хорошо. Но верни ее утром после танцев, потому что я хотел поработать над ней завтра. — Когда я закидываю костюм и корсаж на заднее сиденье, Алекс говорит: — Я думал, ты ненавидишь наши с Бриттани отношения.
— Мне просто нравится добавлять дерьма в твою жизнь, Алекс. Разве не для этого нужны младшие братья? — Я пожимаю плечами. — Может, она и не
— И что я могу ей предложить? Неоконченное образование и винтажную тачку?
Я вновь пожимаю плечами.
— Если это все, что у тебя есть, уверен, она с радостью согласится и на это. Черт, да это больше, чем есть у меня, и гораздо больше, чем было у наших родителей, когда они поженились. Хуже того, мама была беременна твоей уродливой задницей.
— Говоря об уродствах… Ты давно на себя в зеркало смотрел?
— Нет. И знаешь, что забавно, Алекс? Даже с рассеченной губой и лиловым глазом я выгляжу лучше, чем ты.
— Ага, как же, — говорит Алекс. — Ты так и не рассказал мне о Девлине.
— Ах, да. — Я завожу машину и разгоняю двигатель. — Расскажу завтра. Может быть.
Когда я добираюсь до Вестфордов, Брэндон сидит на кровати в моей комнате со скрещенными на груди руками. Парень изо всех сил старается напустить на себя грозный вид, и, может, лет этак через десять он и правда кого-нибудь напугает.
— Как дела,
— Я зол на тебя.
Боже, да сегодня всем нужно выпустить на меня пар.
— Возьми талончик и займи очередь, малыш.
Он фыркает, как машина с плохим выхлопом.
— Ты сказал, что мы сообщники. Если я сделаю что-нибудь нехорошее, ты не расскажешь. А если ты сделаешь, то не расскажу я.
— И?
— Ты ябеда. Теперь папа не разрешает мне играть на своем компьютере без присмотра, как будто я маленький. Это ты виноват.
— Прости. Жизнь такая.
— Почему?