Зона в огне. Группировка «Монумент» расползается по ней, словно раковая опухоль, уничтожая на своем пути все живое. Кто-то очень могущественный стоит за спинами фанатиков, координируя их действия и снабжая самым современным оружием. Цель «Монумента» понятна: тот, кто возьмет контроль над Зоной, будет диктовать свою волю всему остальному миру.Но помимо амбиций фанатиков есть еще и воля самой Зоны.Вот почему вновь встречаются на обожженной излучением земле сталкеры-легенды: Меченый, Шрам, Снайпер, Японец… Отмеченные Зоной, призванные ею для выполнения своеобразного контракта, цель которого пока не известна никому из них. Но это и неважно, потому что один из главных законов Зоны – Закон наемника. Взялся – делай. Даже ценой собственной жизни.Хотя лучше все-таки остаться в живых.
Фантастика / Боевая фантастика18+Дмитрий Силлов
Закон шрама
У тех, кто умирает, шрамов не бывает.
Шрам означает лишь одно: «Я выжил!”
Пролог
По берегу реки полз человек. Справа катила свои тяжелые воды хмурая Припять. Слева возвышался берег, заросший низкорослыми, кривыми, изуродованными радиацией деревьями с наполовину вылезшими из земли корнями, похожими на искалеченные конечности осьминогов.
И река, и берег уходили вдаль, к близкому горизонту. Лишь руку протяни – и вот он, словно верхушка забора, за которым, возможно, ждет спасение от нестерпимого жара, бушующего в области живота.
Человек полз по самой границе между водой и берегом. Вода частично гасила жар, суша давала надежду. На что? Человек не задавал таких вопросов, требующих сложных ответов. Ведь если начать думать, то можно не выдержать и обернуться. А делать этого нельзя ни в коем случае. Поэтому он просто медленно, очень медленно протягивал руки к горизонту, вонзал пальцы в мокрую землю и из последних сил тянул вперед свое непослушное тело.
Зачем он это делал? Кто его знает. Точно ответит на этот вопрос лишь человек, который когда-нибудь сможет говорить после того, как автоматная очередь взрежет его живот подобно самурайскому мечу при ритуале сэппуку – в этом случае выпущенные в упор разрывные пули обычно ложатся очень близко друг к другу. Можно лишь догадываться…
Наверно, очень страшно просто лежать на месте, баюкая в ладонях раздирающую боль и ожидая, когда стрелка часов твоего личного времени наконец, вздрогнув в последний раз, остановится навсегда. Поэтому раненый полз по незримой границе между сознанием и беспамятством, между жизнью и смертью. А следом за ним лениво плыли по воде обрывки его кишечника, оставляя на поверхности Припяти размытые бледно-розовые кляксы.
Внезапно над его головой раздался знакомый звук…
Так жужжат сервомоторы современных экзоскелетов, и пока что даже самые продвинутые западные фирмы ничего не могут поделать с этим фактором, серьезно демаскирующим солдата при выполнении ответственных секретных заданий.
Горизонт заслонили два тяжелых сапога, снабженных возле щиколоток мощными приводами. Сапоги были изрядно заляпаны грязью. О бронированный рант левого билась полураздавленная подошвой небольшая водяная сколопендра, пытаясь куснуть обидчика. Но челюсти, смахивающие на щипцы для колки орехов, безуспешно соскальзывали с брони, оставляя на ней желтые ядовитые разводы.
Человек сделал над собой усилие и приподнял голову.
– Следопыт? – прохрипел он. В его тихом, еле слышном голосе теплился огонек надежды. Ведь даже на пороге смерти умирающий все еще живет – а значит, надеется.