Закон сильного

– Ладно, – согласился я. Есть у всех лекарей такая черта – крайне трудно противиться их словам, когда являешься пациентом. – И что мне говорить?

– Ну… Расскажи, откуда такой взялся. Тощий, весь в шрамах. Да и притом нелеченых.

Видимость равнодушия мне позволило сохранить лишь то, что я ждал этого вопроса. Крайне рискованно с моей стороны доверяться целителю. Но еще рискованнее очутиться наутро в состоянии, когда тебя не то что отряд боевиков – компания витающих среди звезд теоретиков возьмет голыми руками.

– Из деревни взялся, – ответил я, стараясь держаться непринужденно.

Назвался я опять Палиаром, а далее последовала все та же история про сына чудаковатого помещика, которую я скормил настоящему обладателю имени, с той лишь разницей, что в новом варианте ее герой не бездельничал, а учился до закипания мозга. Лиирна слушала, кивала – и продолжала работать.

– Что за омерзительная штука, эти боевые контуры, – пожаловалась целительница, когда невеликий запас моих «деревенских историй» подошел к концу. – Ранят не только тело, но и нарушают тонкие гармоники. Такое только визуалы могли исправить. Вот ты, Палиар, когда-нибудь жалел, что ты не визуал?

Ну вот, опять началось. Я уже вволю наслушался о том, какими непревзойденными боевиками и теоретиками были мои товарищи по дару, чтоб им перерождения не видать. Пропуская мимо ушей горестные сетования о великих целителях, которых мир утратил с их исчезновением, я принялся наблюдать за действиями Лиирны. В отличие от тактильщика, слухачка не плела нитей. Пальцы девушки слегка подрагивали, словно перебирая струны невидимого инструмента, и на самой границе ее ауры возникала смутная дымка, из которой постепенно прорисовывались контуры готовой плетенки. Всего я различил четыре типа. Первый ложился на кожу тонким серебристым узором, и над окруженным плетенкой участком смутным призраком проступали клочья моей рваной ауры. Присутствие собственной силы я не ощущал, но тем не менее отчетливо мог разглядеть уродливые рубцы, по краям которых виднелись вкрапления тонких бордовых ниточек. Обрывки сомнифицирующего контура? Похоже на то. Кажется, моя аура каким-то образом стабилизировала их, не позволяя распасться, но при этом они так и оставались чужеродными ей. Так вот почему эта дрянь зарастает так долго! Второй тип лечебных плетенок имел вид тончайшего сита, вылавливающего и рассеивающего застрявшие куски. Именно это и ощущалось так, словно мышцы и кости изнутри перемалывают в фарш. Третий и четвертый отличались цветом и узором, но общее их предназначение было похоже: объемные мелкие сетки, оплетающие поврежденные участки. В первом случае это были повреждения тела, во втором – ауры. Но если розоватые линии «телесных» плетенок аккуратно ложились поверх ран, то с серым контуром, защищающим ауру, дела обстояли отнюдь не так гладко. Вместо того чтобы залатать дырки, целительница проштопала серыми нитями все, включая здоровые куски, затратив вдесятеро больше сил, чем требовалось на деле. У слухачей проблемы с восприятием мелких деталей? Очень похоже.

Тем временем рассуждения о визуалах завернули в новое русло. А смешная, оказывается, девчонка, эта целительница. Возмущается, почему визуалы предпочитали идти в боевики, вместо того чтобы отсиживаться в стороне от дрязг, употребляя священный дар на благо ближних.

– Да потому, что боевая магия – это сила, – фыркнул я, вспоминая о необходимости поддерживать разговор. – Сильный сам выбирает, за что и с кем ему сражаться. За слабого принимают решение другие. А вообще, знаешь… Родись я вдруг визуалом, я бы, наверное, спрятался. Другие школы все равно откроют охоту, для них чужой визуал всегда будет угрозой. А своя засадит в какую-нибудь тайную лабораторию до конца дней. Неохота провести всю жизнь взаперти под охраной на положении особо ценного артефакта.

– Может, ты и прав, – вздохнула Лиирна, устало поднимаясь с колен. – Может, визуалы существуют и поныне и прячутся, как ты сказал. Тогда это не делает им чести. Дар должен служить людям. Все, я закончила. Фиксирующие контуры будут работать дня два. Постарайся не призывать силу в это время.

Хвостатые звезды! Значит, по-твоему, драться за свободу, принимать решения, не оглядываясь ни на кого, – это зазорно, а пропасть по-глупому, открыто подставившись под удар с воззваниями о священном долге, – самое оно, так, что ли? С трудом мне удалось удержаться от дальнейшего спора. Не та ситуация… И не тот человек, с которым стоит его вести.

Хм, а ведь все это живодерство и впрямь помогло. Жжение в ранах исчезло, ломота от изодранной ауры улеглась, осталась обычная усталость. Я с интересом покосился на грудь. Багровые полосы заметно посветлели и вообще выглядели так, словно заживали уже дня два. А еще мне показалось… Нет, наверное, все же показалось. Не может такого быть, чтобы старый ножевой шрам, пересекающий живот, вдруг начал сглаживаться через четыре года после появления.