Закон стаи

Роман поспешил удалиться, решив дождаться конца мероприятия в машине. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, что только пару недель за пятилетку кандидат в депутаты бывает любимцем публики, в доску своим парнем, душечкой и милашкой. Только в эти дни его можно потрогать за рукав, объясниться в любви и даже пригласить в гости. И если за ним следует группа журналистов, он не посмеет отказаться от предложения, даже если хлебосольный хозяин живет в хлеву вместе со свиньями.

Единственным утешением для Романа была мысль о том, что вся предвыборная показуха и игра в «любишь — не любишь» скоро закончится и он навсегда покинет этот город. Но победит ли на выборах Пантов — не мог дать стопроцентной гарантии. Он, Алистратов, свою задачу выполнил, и никто, даже Бурмистров, не сможет упрекнуть его в том, что он что-то недоделал, где-то недоработал. Разве его вина, что в начале предвыборной кампании в штабе Пантова было допущено множество серьезных ошибок? Кому нужны были забастовки, всеобщие попойки на городской площади? Да и главный противник из экологической партии Сердюков, пока Пантов слонялся по парижам, показал себя с лучшей стороны. По данным Романа, не нашлось бы ни одного предприятия, ни одного учреждения, где не побывал бы Сердюков. И, как выяснилось, он добивался расположения к себе не разговорами и обещаниями, а делами.

На пантовском «Мерседесе» они возвращались из Дворца бракосочетаний, где кандидат в депутаты полдня посветил вручению свидетельств о регистрации брака молодоженам. За рулем машины был Бобан.

Дорогу «Мерседесу» преградила колонна демонстрантов.

— Ну вот, снова попали на стихийный митинг. Сейчас быстренько разберемся, — сказал Пантов.

— Это ваши противники! — прочитав надписи на плакатах, успел крикнуть Алистратов. Но Пантов уже вышел из машины и двигался к колонне демонстрантов.

Впереди стоял Федор Игнатьевич Теляшин. Рядом двое молодых рабочих держали залитый зеленой краской транспарант с портретом Пантова. Демонстранты тут же обступили кандидата в депутаты, и Пантов скрылся в людской толпе.

Бобан, заглушив двигатель, бросился за исчезнувшим из виду патроном. Из толпы полетели клочья разодранных портретов Пантова и Бурмистрова, и Роман понял, что дело принимает неожиданный поворот. Он снял с приборной панели сотовый телефон и набрал номер милиции.

Когда «канарейки», вращая мигалками, примчались к месту происшествия, «беседа» между демонстрантами и кандидатом в депутаты накалилась до предела. Бобан не успевал отпихивать от Пантова самых разъяренных противников.

Увидев стражей порядка, вооруженных резиновыми демократизаторами, которых вел за собой в атаку полковник Махиня, Пантов заорал во все горло:

— Помогите!

— Наших бьют! — тут же крикнул Махиня подчиненным и первым вклинился в толпу митингующих.

До боли закусив губу, Роман наблюдал из машины, как лихо размахивают дубинками милиционеры. Улицу огласили крики, ругательства. Метались в воздухе плакаты и транспаранты. Бравый полковник на пару с Бобаном, поддерживая под руки, выводили из скопища людей до смерти перепуганного Пантова. Четверо милиционеров в касках и бронежилетах тащили к «воронку» старика Теляшина, лицо которого было залито кровью.

Через четверть часа улица опустела. На мостовой и тротуарах валялись разодранные рубахи, изорванные в клочья портреты народных избранников. Невесть откуда взявшиеся дворники засыпали песком пятна на асфальте.

Роман закрыл глаза. «Боже мой, — подумал он, — зачем я сюда приехал?»

2

Светка Марутаева, вытирая слезы, смотрела на Кантона:

— Мне кажется, что мы с тобой больше никогда не увидимся…

Пьер бросил в дорожную сумку пакет с чистой рубахой и в который раз тяжело вздохнул:

— Ну с чего ты взяла? Я ведь до сантима расплатился за услуги с мадам Петяевой, мы купили обручальные кольца, сдали все документы в посольство на получение визы…

Она бросилась ему на шею:

— У меня плохое предчувствие, Пьер. Мне кажется…

— У вас говорят: когда кажется, надо креститься. Так?

— Тогда возьми меня с собой, Пьер!

— Мне уже завтра надо быть в Париже. Срочно. А твой заграничный паспорт сделают не раньше чем через неделю. Ну, успокойся же, ради бога!

Кантона начал терять терпение: Клякса рыдала уже второй час подряд. Ему тоже не нравилось оставлять невесту одну в этом городе, но и ждать целую неделю, пока будет готова для нее виза, он не мог. Накануне Пьер встречался с губернатором области, который заверил его, что закон о приватизации будет принят со дня на день. А потому Кантона должен немедленно отправляться во Францию и, как они договаривались раньше, открыть счет на предъявителя и внести на него три миллиона долларов. Остальные двадцать должны быть переведены в российский банк «Интерресурс».

— Ну, мне пора. В два часа дня я должен быть в Москве, а в восемь вечера в Париже. — Он поднялся и надел пиджак.

— Можно, я тебя провожу? — она с мольбой заглянула ему в глаза.

— Ну мы же договаривались, Света! — И, заметив, что она вот-вот снова разрыдается, Кантона сдался: — Хорошо, собирайся. Только быстро.