Закон стаи

— Почему? — искренне удивился варвар. Козим шмыгнул носом, утер его рукавом и, вскинув голову, твердо сказал:

— Я — за вас!

— Чего-о? — северянин чуть не упал со смеху.

— Да! Яхм-Коах меня не ценит. Шрам и его громилы издеваются надо мной! Я бы давно ушел, но, увы, это невозможно. Предавший мага неизбежно умрет.

Коротышка и не заметил, как вино ударило ему в голову.

— Должно быть, несладко тебе живется? — подбодрил его Конан, вновь подмигивая баронессе.

— Большие люди всегда испытывают нужду в маленьких — вроде меня — пока дело не сделано. Потом о них забывают, или… — Карлик поморщился. — Нет в мире справедливости! Нет, ничего плохого о господине я сказать не хочу, — Козим как-то воровато огляделся по сторонам, будто опасался, что колдун мог его подслушать. — Но всем, известно, сам о себе не побеспокоишься, после наплачешься, — пробормотал он, поднес кувшин ко рту и с горечью обнаружил, что тот опустел. Вздохнув, Козим подпер голову рукой, примирившись с пустым кувшином, и уставился на огонь нещадно чадящей лампы.

Конан пододвинул ему очередной кувшин; карлик не возражал.

— Замок барона я знаю, как свои пять пальцев.

— Я тоже, — ухмыльнулась Ремина.

— Не перебивай меня, девушка! Так, о чем я? Ага! Конечно, мы вызволим твоего отца, я знаю, где его держат. Возможно, удастся застать врасплох и самого Яхм-Коаха. Не раз я наблюдал за ним, сам оставаясь невидимым. Так я, кстати, и узнал, о проклятии, тяготеющем над родом Орландо.

— Постой, постой! — Ремина опустила арбалет.

— Нет, видно, придется тебе все же шею свернуть, — с сокрушенным видом сказал варвар, но вдруг осекся, и посмотрел на баронессу. — Это уже интересно, — протянул он. — Давай-ка, недомерок, выкладывай!

— О чем? — смешавшись, пролепетал Козим, завороженным взглядом следя за тем, как варвар медленно засучивает рукава.

— Кром! — потерял терпение киммериец. — О жреце, конечно!

— Конан! — протестующе вскрикнула Ремина. — Он говорил о моем отце!

— Неужели ты думаешь, что я и впрямь настолько глуп, что доверю этому пройдохе вести нас в подземелье замка?! Уж лучше самому броситься грудью на меч!

Козим, оскорбленный до глубины души, залез на стул и, все еще, косясь на тяжелые кулаки северянина, многозначительно произнес:

— Кто утверждает, что хоть раз видел наивного варвара, тот лжет.

— Справедливое наблюдение, — откликнулся Конан. — Но тебе лучше воздержаться от них.

Гигантская фигура киммерийца нависла над карликом, как гора. В голосе северянина явственно слышались раскаты грома.

— Понял, — быстро согласился Козим. — Варвары — самые благородные на земле люди и никогда не унизятся до того, чтобы обидеть беспомощного калеку.

Конан глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

— Рассказывай, — потребовал он более миролюбивым тоном.

— Все просто, — пожал плечами Козим. — В библиотеке твоего отца, баронесса, среди множества книг есть одна, в которой очень простым языком умели же древние так писать! — поведана история рода Орландо. В ней рассказывается, как ваш почтенный пращур, будущий отец будущего деда будущего первого барона Орландо по имени… — Козим наморщил лоб. Больно было смотреть, какие муки доставляет ему титаническая работа мысли.

— Тавур, — подсказала Ремина. — Я хорошо знаю историю своей семьи. По книге, о которой ты говоришь, меня в детстве учили читать и писать.

— Да? Тогда я берусь утверждать, что Яхм-Коах оказался более проницательным, чем все Орландо более чем за четыреста лет! — Козим захихикал, но тут же умолк под грозным взглядом киммерийца.

— Что ты хочешь сказать? — зардевшись, спросила Ремина.

— «И поверг Тавур змея, и рассек смердящее чрево, и вырвал сердце его. Но не умер змей от той страшной раны и, подняв голову мерзкую, рек…». У меня отличная память, — заявил Козим. — Прочел раз, запомнил навсегда.

— Зато со счетом явно плоховато. Надеюсь, твоя память не подведет тебя, когда ты будешь со мной расплачиваться, — не преминул вставить Конан.

— Какие между друзьями могут быть счеты?! — возмутился Козим. — Сейчас мы заодно! Подай-ка мне, пожалуйста, кувшинчик.

— Конан шутит, — оживилась Ремина, выполняя приказ коротышки, с очаровательной улыбкой подмигивая нахмурившемуся варвару.

— Конечно, — подхватил киммериец. — Я просто пошутил. Обожаю такие шутки. Так что же сказала змеюка? Только не завывай, как вдова по любовнику. И давай покороче.

— Змей сказал, что проклинает род Тавура и настанет день, когда он — Змей, то есть — вернется, призванный потомками Тавура, и тогда они — в смысле, наследники — сами станут проклятием всего живого.

Конан наморщил лоб.

— Нет, лучше все-таки по-книжному, — проворчал он. — И правда, древние выражались яснее, чем ты говоришь.

— «Когда кровь двух великих начал падет на сердце мое, восстану я из бездны, сильнее тысячекратно, и, смеясь, взгляну на людей, мнящих себя властелинами мира. И возвеличу я слуг моих, других же низведу до унижения пред ними. Сам же, презрев сей мир, где холод и мрак воцарятся, уйду за звездный окоем».

Повисло недолгое молчание.

— А когда придет этот день? — с беспечным видом спросил киммериец.