Закон сталкера

– У тебя – да, – мягко проговорил я. – Но, как я понимаю, когда ты стоишь возле включенного хронотелепорта, временные вероятности множатся. Время защищает себя от катаклизмов, и, думаю, в нем возможны гораздо более серьезные изменения, чем опоздание с прибытием на несколько минут[3].

Японец стоял на месте, словно громом пораженный. Правда, через несколько секунд к нему вернулся дар речи.

– Если б это сказал не ты, я бы наверно убил того человека. Просто чтобы он больше никому не давал несбыточных надежд. Но тебе я вынужден верить…

– Ну наконец-то у него мозг включился, – раздался откуда-то из-под потолка голос, усиленный и одновременно искаженный динамиком. – Спасибо, Снайпер. Без тебя он бы всех нас угробил. То, что он собирался заложить под шлюз, ему бы вреда не принесло. Но могло обрушить всё здание Института, которое спроектировали как попало, да еще и построили ни пойми из чего. В результате слабокислотные дожди частично разрушили фундамент и стены, и мощный взрыв вполне мог…

– Кречетов, это ты? – крикнул я, устав слушать сетования по поводу горестной судьбы украинского филиала Международного института аномальных зон.

Матюгальник под потолком обиженно заткнулся, но через трехсекундную паузу выдал:

– А кто ж еще?

– Хорошо, – кивнул я. – Теперь впусти меня и Виктора.

– Ага, разбежался, – отозвался Кречетов. – Помнится, предпоследнюю мою копию ты благополучно сжег в моей же лаборатории[4].

– Ты сам это сделал, – заметил я.

– Ну да, магазин пушки Гаусса тоже я ис-портил.

Я не стал переубеждать профессора. Разговор на тему «это была не моя вина» был бы похож на оправдание, да и времени на него не было.

– Помнится, из этой пушки ты собирался меня сжечь, – сказал я. – И давай на этом закончим.

– Давай закончим, – согласился Кречетов. – Уведи отсюда этого чокнутого, и сам свали пожалуйста куда-нибудь подальше. И закончим.

– Не договоримся, – качнул я головой. – И если ты не откроешь через десять секунд, я, пожалуй, начну помогать Виктору закладывать взрывчатку.

– Ну почему я раньше не поставил над дверью автоматический пулемет, – горестно вздохнул матюгальник. – Хорошо, открываю.

В стене что-то мерзко зашипело, потом загудело – и тяжеленная створка нехотя отъехала в сторону, открывая проход. В глубине прохода стоял Кречетов в экзоскелете, держа в руках пушку Гаусса продвинутой модели «G-3», стреляющую искусственными аномалиями. Забрало экзоскелета было сдвинуто наверх, и мы отлично видели слегка напряженное и немного бледное лицо профессора. Понятно зачем он лицо открыл – так целиться проще, чем через многослойное стекло. То есть, настроен решительно.

По лицу Виктора я видел, что ему отчаянно хочется броситься вперед и изрубить ученого на мелкие кусочки одним из мечей, которые Савельев по-прежнему носил за спиной, крест-накрест. Но я искренне надеялся, что ярость еще не затопила в нем остатки благоразумия, ибо кидаться грудью на пушку Гаусса есть занятие неприятно-болезненное и на девяносто девять процентов фатальное.

– Ну и расскажите мне, почему я сейчас не должен нажать на спусковой крючок? – проговорил Кречетов.

– Наверно потому, что не нажал сразу, – сказал я. – А значит мы тебе зачем-то нужны. Так же, как и ты – нам.

– Хммм… – задумчиво протянул Кречетов. – Ну, предположим, я вас не убью. И кто мне даст гарантию, что вот этот отморозок с мечами снова не попытается распороть мне брюхо и засунуть туда взрывпакет? Я, знаете ли, дорожу своим кишечником, который для моего возраста функционирует просто идеально.

– Я дам гарантию, – неожиданно проговорил Японец. – Даю слово, что сегодня тебя не убью. Но только сегодня.

– И на том спасибо, – сказал Кречетов, однако не торопясь опускать свою ручную пушку. – А теперь выкладывайте, чего вам от меня надо.

– Виктору нужна твоя жизнь. Либо – как вариант – вторая попытка перемещения во времени. Это ты, думаю, и так понял, – сказал я. – А мне нужно, чтобы ты оживил моего друга. По телевизору недавно говорили, что тобой разработана технология полного восстановления организма из одной клетки. Мол, ты вырастил живую-здоровую крысу из волоска мертвой, при этом она после оживления прекрасно помнила все свои прежние повадки. У меня есть кусочек шкуры одного мутанта, который…

– Да-да, конечно, – устало перебил меня профессор. – Ну да, вырастил, было дело. Утер нос всем этим напыщенным яйцеголовым западникам, которые годами сосут бюджет налогоплательщиков, а воз и ныне там. Помнится, у них аж очки запотели, когда под лучом тот волосок начал притягивать к себе разложенные возле него куски мяса. А потом из этой кучи плоти стала формироваться уже живая крыса. Помнится, заготовка, еще не обросшая как следует мышцами, то и дело норовила убежать из-под луча. М-да… Да только, боюсь, это была моя последняя демонстрация такого масштаба.

Мы с Японцем переглянулись.

– В смысле последняя?