Не знаю, как кто, а я, зацепившись за что-то мыслью, не отцеплюсь до тех пор, пока не появится какая-то новая зацепка. При этом в голову мне приходит не что-то серьезное, а так, разная муть. Вот, например, поломался у меня велосипед, а завтра контрольная по математике. Мне бы за алгебру, а я думаю о том, где достать втулку. Самое простое — купить в магазине. Но на купить денег нету. И вот строю планы: хорошо бы с Вовкой махнуться. Я ему — коллекцию спичечных этикеток, он мне — втулку. Знаю, что у Вовки запасной втулки нет, только та, что на колесе, да и этикетки ему не нужны, но все равно планирую. Даже представляю, что будет говорить он, что я. Потом начинаю думать о том, что, когда буду много зарабатывать, обязательно куплю «Москвича» и мы с мамой (одно время было — с мамой и с Валентиной) махнем по Союзу. Заграница мне пока не нужна — дай бог за жизнь хоть свою страну объездить и узнать. Потом я вижу себя… Короче, алгебра у меня финиширует заключительной. Только тогда, когда я о чем, о чем не передумаю, — тогда и прихожу к выводу, что втулку сегодня мне все равно не достать.
Так вот обстоят дела. Мама мне говорит, что расту я ни в дудочку ни в сопелочку, что надо быть серьезным, только серьезные и самостоятельные люди добиваются положения в обществе. А вот я даже и не знаю, что такое серьезный. Наверное, это то, когда человек при любых обстоятельствах умеет подавить в себе мальчишку, который и во взрослых нет-нет, да ворохнется. Что ж, это и я, наверное, смог бы сделать, и тогда я придумал бы, наверное, что-нибудь очень грандиозное. Фотонную ракету, например. А на что она мне? И давить я в себе ничего не хочу: какой есть — такой есть, о чем мне думается — о том и думаю. Даже если и дело мое — сторона.
Поэтому я думаю об Эльке. Улетел вертолет. Шеф снова засел за свои записи. Матвей устроился в кустах под пологом, Элька, которая дуется на Матвея, ушла вверх по острову. А я, подтянув колени к подбородку, сижу на берегу и развиваю свое открытие. Мне кажется, что я обязательно влюблюсь в Эльку, и удивляюсь, почему давно не влюбился. Я закрываю глаза и вижу ее в голубовато-зеленом перехваченном пояском платьице, вижу рассыпающиеся по плечам льняные волосы, и мне кажется, что я не встречал женщин привлекательнее. Может, происходит это по двум причинам: во-первых, мне не с кем ее здесь сравнить, а во-вторых, какое у меня вообще представление о женщинах? Но мне не до анализа. Я уже почти убежден, что все Элькино — самое лучшее. И серые глаза, и прямой небольшой нос, и ямочки на щеках, и чуть пухловатые (чувственные, наверное?) губы, и маленькие груди, на которых под купальником ясно обрисовываются твердые пуговички. Все это вместе взятое, скорее всего, и есть то самое, что называется совершенством. Разве можно быть равнодушным к такой женщине!
С восторгом прозревшего я понимаю Матвея и Вениамина Петровича и огорчаюсь. Огорчаюсь и тут же с присущей мне непоследовательностью начинаю думать об Эльке плохо. Для чего она поехала в экспедицию? Не для того ли, чтобы обратать Вениамина Петровича? Что ж, партия завидная. Разведен, зарплата — дай бог каждому. Поэтому она и предана шефу, поэтому и старается. А я ей зачем? Со мной можно не стесняться: «Аркашик, дровец… Аркаша, по воду…» И тут я уличаю себя в необъективности. Что там ни говори, как ни таись, а каждому видно, что больше она все-таки с Матвеем. И нельзя, не имею права я думать об Эльке гадко. Ведь все это я горожу на нее только потому, что знаю: мне с ней не светит. Понимаю, что не для меня она. И потому, что понимаю, не имею права думать гадко. Это одни мерзавцы способны обливать грязью божество лишь потому, что оно не спускается к ним с небес.
Мысли уводят меня к первой встрече с Элькой. Состоялась она в день нашего отъезда с базы. Мы… Собственно говоря, о «мы» я говорю все время, но только сейчас — опять-таки сказывается моя непоследовательность — вразумился: ведь никому же не известно, кто такие «мы».
Вениамин Петрович Стрельников
. Старший научный сотрудник, кандидат биологических наук. В экспедициях бывал несчетное количество раз. В основном на Дальнем Востоке. Руководителем — вторично. Лет ему — сколько точно, не знаю, но примерно года два на четвертый десяток есть. С женой он разошелся, вернее не разошелся, а она спуталась с каким-то то ли волейболистом, то ли баскетболистом и от Вениамина Петровича — «соловьем залетным».