Закон-тайга

Не потому, что мысли о Марии Павловне уже перестали подогревать. Нет, встречи их, — а теперь они встречались каждый вечер, — по-прежнему его волновали, и дни он проводил как-то механически, по инерции, что ли. Он внимательно выслушивал сотрудников, следил за работой отдела, советы его были дельны и безупречны. А вот дома работать не мог. Просыпался он под впечатлением прошлого и в ожидании грядущего вечера. Он до мельчайших подробностей вспоминал, что говорила Мария Павловна и что говорил он, его волновала их близость, и он переживал ее снова и снова. Ему не хотелось садиться за стол, не хотелось готовить, даже сама мысль о том, что надо оторваться от теплых воспоминаний, взять в руки карандаш, а после этого еще подходить к плите и вдыхать запах горелого масла, доводила его до прострации.

Упав духом, он уже начинал думать не о радости вечернего свидания, а о том, что вся его жизнь, в той своей доле, которая никак не связана с Марией Павловной, пошла и однообразна. Это же, в конце концов, элементарная пошлость, даже, если хотите, несправедливость: ему, мужчине, неплохому, коли на то пошло, конструктору возиться с плитой, ворошить в шифоньере белье, стирать самому себе носки. И все это из-за того, что дражайшая его супруга изволит бесцельно проводить время, отдыхая неизвестно от каких утомлений. Он не хотел вспоминать, что Валентина уехала по его настоянию и вернется, как только он об этом намекнет. Она и в письмах своих была бесконечна на заботу о нем. Ее добрые вопросы и советы в какой-то мере трогали его, будили в нем тепло и справедливость. Тогда он судил себя, и ему хотелось видеть выход из нынешнего положения. Но выхода не виделось, а самого себя долго судить человек не любит, и самосуд его непременно выливается в осуждение причин, которые привели его к неправильным действиям.

Виталий Леонтьевич единственную причину находил в жене. Это она больше него самого заботилась о его кандидатстве, толкала на ложь, немой своей укоризной заставляла садиться за стол, когда ему этого совсем не хотелось, и этим сделала несносной самое мысль о работе. В этих рассуждениях он чувствовал шаткость, его порой останавливала ощущаемая натяжка, но он упрямо ее отбрасывал, потому что иначе все складывалось не в его пользу. Тогда бы ему пришлось открыть себе, что он отвык от перегрузок, обленился и в общем-то давным-давно покончил с молодостью. Такое открытие, согласитесь, хотя кого не обрадует и подобную причину хоть кто в себе найти не пожелает.

Сердясь на жену мысленно, Виталий Леонтьевич писал по-прежнему радушные и внимательные письма. Пока Валентины нет рядом, и это — удобно. Она, конечно, узнает о Марии Павловне, так лучше пусть позже и без преждевременной тревоги.

Валентине Виталий Леонтьевич писал, что «домашнее дело» — так он называл свою работу, — подвигается понемножку и что если так пойдет дальше, «то к зиме, старушка, будем подбивать бабки». Марии Павловне о проекте он рассказывал вдохновенно и каждый раз все с новыми подробностями. Она слушала с удовлетворением, потому что понимала свое значение. Когда он, увлекшись, уверял, что все делается «для нее и ради нее», она закрывала ему рот ладошкой и ласково говорила:

— Не надо. Давай лучше помолчим о будущем.

Они замолкали. Она — удовлетворенная ролью вдохновительницы, он — уверенный, что завтра встанет ни свет ни заря и в самом деле засядет трудиться.

С каждым днем Виталий Леонтьевич и Мария Павловна осторожничали все меньше, потому что были увлечены только сами собой и уверили себя, что люди должны их понимать. В отделе они, правда, были сравнительно официальны, и Виталий Леонтьевич Марию Павловну ничем не отличал от остальных. Вечера же и выходные были их общими. Бор, пляж, кино. Только на ресторан Мария Павловна не соглашалась. Чем больше она упорствовала, тем настойчивей становился Виталий Леонтьевич. В конце концов он ее переупрямил, но вместо бездумного вечера у него получилась неприятность.

Он не понимал ее предубежденности и старался узнать причину. Вначале она говорила, что ресторан — банально, и это действовало. На первых порах однозначные внешне рассудительные ответы на людей неглупых всегда действуют убедительно. Это ведь излишне самоуверенные придумали, что самое верное впечатление — первое. Наоборот, первое впечатление чаще всего ошибочно, ибо при преднамеренном знакомстве человек всегда насторожен и хочет произвести впечатление. Какое — это уже зависит от обстоятельства, но само желание произвести впечатление лишает человека непосредственности.