Закон Талиона

Валенин Волков (Пригорский) Закон Талиона

Остросюжетный роман.

Часть I

Сукин сын

1996 год, апрель.

Подполковник читал вслух, монотонно, без выражения, читал, как читают вроде бы нужную и по-своему интересную, однако не совсем понятную газетную статью, или компиляцию из набивших оскомину приказов по округу за прошлый месяц:

…Что лунный блик в себе таит?
Кто за моей спиной стоит?
— "Я друг твой, — отвечает тень, -
Рукой коснись, плечом задень —
Я за спиной всегда стою".
— Но я тебя не узнаю…

Оторвался от листа, поднял на собеседника глаза, словно хотел о чём-то спросить, но промолчал и глаза опустил.

 …А если друг, тогда скажи,
  Как слово разглядеть во лжи?
  И не по праву ли, друг мой,
  Тюрьма рифмуется с сумой?
  Зачем золотарю штаны?
  Кто за стеклом с той стороны?
  Что лунный блик в себе таит?

Перелистывая, сделал вынужденную паузу, как-то смущённо кашлянул в кулак.

  — "Ты…нездоров, — скривился друг, —
  Твой лунный блик, как блинный лук —
  Дома без туч, дожди без крыш…
  С той стороны ты сам стоишь.
  Вот там и стой, а я пойду, —
  он обернулся на ходу, —
  Тебе приснился вещий сон…"

Дочитав, бережно закрыл обыкновенную, на девяносто шесть листов общую тетрадь в клеточку, положив её на стол, придавил широкой ладонью коричневый, коленкоровый пере-плёт.

— Ты что-нибудь понял?

Молодой капитан отрицательно покачал головой.

— Он смерть свою чуял. Это чьи стихи?

— По всему — его. Почеркушки, исправления, бумага проколота, будто на коленке при-держивал…. Ему всего-то восемнадцать… было. Если б не пуля, может, стал бы парень вторым Лермонтовым, стихи бы писал… про Кавказ.

Комбат в полевой форме цвета ошпаренного щавеля с мятыми погонами подполковни-ка и ротный в камуфляже вдвоём сидели по разные стороны импровизированного стола — сорванной с креплений, брошенной на козлы и укрытой плащ-палаткой сарайной дверью. На столе стоял фонарь, прозванный за немеркнущее ночное бдение "летучей мышью". Неподвижный, экономный язычок пламени, спрятанный за стеклом, словно бы плыл в рассеянно-сияющей полусфере, включая в пределы света фигуры двух офицеров. Сидели в сарае на снарядных ящиках. Тени почему-то не падали на сложенные из дикого камня стены, будто независимый горский дух, засевший в этих булыгах, отторгал даже такие эфемерные следы чужаков. С той стороны у занавешенного брезентухой входа топтался часовой; за стеной слышался негромкий солдатский говорок-матерок; иногда раздавалось приглушённое молодое ржание над немудрёной шуточкой; заурчал и заглох движок БТРа — обычный вечерний шум компактного, кратковременного военного расположения.

Капитан с сыновним любопытством и со снисходительностью, свойственной самоуве-ренным молодым людям, смотрел на горестно опущенные, мощные плечи командира.

— "Зачем золотарю штаны?" — это про что? В смысле — разгребать дерьмо в чистой одёжке…? Одно не напрягает, — задумчиво пробормотал он, — похоронку посылать некому. Детдомовский.

— Вот то-то. В детстве родительской ласки не видал, а во взрослую жизнь вообще не пустили.

— Родина-мать воспитала, — пожал плечами капитан, — Родина-мать призвала. Долг каж-дого… и так далее. Почему бы и нет?

— Не ёрничай, — подполковник устало распрямился, — если б Родина, а то бляха-муха… Брюзжу? Думаешь, старею? Может быть, может быть. И то — пора. Приказ читал?

— Как не читать? Значит, на вольные хлеба?

— Имею право, — в тоне, каким были сказаны эти два слова, слышался вызов, будто под-полковник оправдывался.

— Там, между прочим, сказано: "На основании личного рапорта…". Когда успел, батя?

— Да вот…, на прошлой неделе, мы тогда под Знаменским кантовались. Ты в рейде…. Тут прилетает на вертушке генерал, вроде как с комиссионной проверкой, не из наших — из Генерального — столичная штучка. Ну и не просто так дал понять — практически приказал, — комбат неожиданно зло спросил, — а ты думал, я этих сосунков по своей воле бросаю?

Капитан отвернулся, уставился в стену, глаза сузились. Ох, не приведи господи, встре-титься с таким взглядом.

— Надо же, какие почести. И это всё, что ты заслужил? Чего мне не сказал?

— А ты бы что, приказ отменил? Ладно, завтра с утречка вертушку подадут, на ней и убудем, — комбат пристукнул ладонью по тетради, — вот с ним на пару в Моздок. Знаешь, сколько я за свою службу пацанов похоронил? И каждый раз хреново, будто сам в гробу.

Капитан легко вскочил на ноги, прошёлся, разминаясь, о чём-то думая. Потом требова-тельно посмотрел на подполковника.