В своём фирменном джинсовом костюме он выглядел плейбоем, ковбоем, бой-френдом какой-нибудь шоу-звездушечки и вообще благоухал здоровьем. Вот только на по-юношески румяном лице проступила прежняя, казалось бы, давно забытая зековская угрю-мость, губы зло кривились. Жордания, словно прочитав Санины мысли, молча, ободряюще сжал его запястье и тут же отвернулся. Пусть парень перегорит.
По исчерпании программной темы, разговор сам собой сполз на нюансы, изредка рас-цвечиваемые лирическими отступлениями Вавилова.
— Чёрт знает, — говорил Игорь, кутаясь в толстый плед и присасываясь к стакану с само-лично изготовленным пойлом, — в башку втемяшилось. В одном рассказе Джек Лондон упо-минал два острова: Гавуту, если не ошибаюсь, и Габото. Как-то так. Так на Гавуту говорили, что там пьют даже в перерывах между выпивками, а на Габото утверждали, что ни о каких перерывах слыхом не слыхивали. Врали. Это я вам, как профессионал говорю. Непрерывно даже я не могу. Константиныч, не трожь бутылку!
Жордания, притворно вздохнув, вернул замысловатую бутыль на столик рядом с Иго-рем.
— Значит, я тебя не так понял.
— Ты же знаешь, — Игорь подтянул бутыль к себе, — меня порошки не берут, а это, можно сказать, средство из арсенала народной медицины.
Что, правда — то, правда: Вавилов нуждался в лечении. Под конец тёплого лета он умудрился простыть. Теперь его трепал озноб, донимала высокая температура и ломота в суставах.
Дато изобразил изумление, замешанное на иронии.
— Народное средство, говоришь? Это вот это? Ямайский ром с мартини и пряностями? Ну, ещё бы, народ на Руси только этим от хвори и спасался…спокон веку.
— Народное пиратское…, - Игорь прижал стакан к пледу в районе сердца.
— Тоже мне пират.
— А предки? Тщу…э-э, льщу себя надеждой. Иначе чем объяснить моё пристрастие?
— Да, действительно.
— Я бы попросил! Ирония тут неуместна. Ты хоть раз видел классический русский за-пой? — Вавилов опять присосался к стакану.
Николай, утопая в роскошном кресле, с улыбкой прислушивался к дружеской пики-ровке. Его не покидало ощущение умиротворённости, подкреплённое уверенностью, что всё будет путём. А коли так, можно расслабиться и ни о чём таком не думать. Душевный ком-форт не требует анализа.
Саня Мартынов, напротив, кипел, как чайник на газу. Известие, что его кумира, чело-века, к которому он испытывал глубокую привязанность и относился, как к счастливо обре-тённому отцу, какой-то хмырь с горы пожелал устранить, пробудило в нём инстинкт зверё-ныша, некогда помогавший малолетнему Мартыну в кровавых драках отстаивать своё право на жизнь. По правде, чего-то подобного Саня ожидал. Илларион Константинович с самого начала просветил его и о том, какими судьбами и чьими стараниями он вошёл в бизнес, и о боевиках Камаева, и о сектантах, и предупредил, что добром всё это дело не кончится, что надо готовиться к войне. Но, одно дело — ожидать, другое — знать точно. Боец по натуре, Са-ня поклялся себе, что этого хмыря Алексея Алексеевича он обязательно достанет и загрызёт. Принесённая клятва животворным сквознячком остудила разгорячённую голову, он немного отошёл, и, не вникая в смысл текущей беседы, всмотрелся в лица своих друзей. Спокойны, будто никакая каша не заваривается. Коля, кореш новый, вообще дремлет. Дя-Игорь кое-что о нём порассказал. Тот ещё парнишка. А с виду обычный, лопоухий.
В сей момент, слух Сани Мартынова выделил из диалога слово "запой". Он потёр лоб, вспоминая ненароком подслушанный разговор и, сложив два и два, поднял руку, привлекая к себе внимание.
— Прошу слова!
Лица Иллариона Константиновича и дя-Игоря повернулись к нему, парень Коля приоткрыл правый "прицельный" глаз.
— Мы слушаем, — поощрил Вавилов.
Саня кашлянул в кулак.
— Понимаете, мне тут один разговор чего-то не нравится. Вчера-то он мне пустым показался. Обдумать бы сообща.
Николай приоткрыл второй глаз.
— Что за разговор?