Закон Тьмы

Отвратная блудница промурлыкала, развернулась и подошла к нему вплотную. Прямо на моих затаенных в древесных кустах глазах Клэр совершила последнее доказательство того, что все сказанное ей было правдой. Что это не было выдумано с целью позлить меня. А вместе с доказательством окончательно подпитала мое желание. И мою руку вела уже не ревность — к этой бестии я не испытывал даже остаточных положительных чувств. Вела только месть и полная убежденность в том, что я не могу не свершить задуманное.

Дав себя облапать уже второму любовнику за сегодня, Клэр наконец-то оторвалась своим грязным ртом от его, попрощалась и снова направилась к двери. Незнакомец ушел, но я даже не посмотрел ему вслед. Он был не виноват. На легкодоступную позарился бы абсолютно любой, и всему мужскому населению Хроно морды не набьешь. А если даже и набьешь, то ничего не изменится. Все дело в распущенности самой девушки, в том, как она относится к приставалам. Именно этот первоисточник проблемы необходимо излечивать.

Но неужели многие девушки сейчас и вправду такие испорченные? Когда были войны, жены годами верно ждали возлюбленных. Да сами, если уж на то пошло, шли на войну, лишь бы быть с мужьями ближе, помогать им, несмотря ни на что. Заботиться о них даже когда надежды никакой нет, посылать ухажеров куда подальше. Что же с ними случилось? Неужели только тяжелые времена способны рождать верных девушек? Неужели они расслабляются настолько, что готовы отдаться похотливым желаниям даже с незнакомцами? Даже при живом и здоровом муже?

Попав в скважину с нескольких попыток, Клэр выругалась и наконец раскрыла эту проклятую дверь. Как вдруг услышала сзади мои твердые шаги.

— Грэг, смотрю, все не насытишься? — игриво прожужжала она, поправив волосы.

Развернувшись, это животное увидело совсем не того, к кому обращалось. Ее глаза расширились за секунду, а внешние признаки опьянения и вовсе пропали. Я замахнулся и без всяких разговоров со всей силы прописал ей жесткий удар в нос. Мразь отлетела внутрь дома на целый метр, и я вошел следом, закрыв за собой дверь на ключ. Затем схватил из кармана все еще мокрую салфетку и запихал ей в рот, после чего поволок по полу за эти длинные волосы, аромат которых нежно вдыхал еще несколько часов назад. Рука, закрывающая ее пасть, сильно дрожала и при крепкой хватке, а грудь и вовсе обжигалась изнутри потоками волнения при каждом вдохе. Но все это перекрывалось мучениями распутной твари, сокрушившей мою жизнь, и уверенностью в том, что она заслуживала и не это. Удивительно… человек, которого я еще недавно целовал, теперь виделся совершенно другим. Именно поэтому не останавливаться было так легко.

Клэр мычала и почти бесшумно кричала через салфетку в мою ладонь, пытаясь оторвать то одну мою руку от волос, то другую ото рта. Бросив хрупкое тело на кровать, я сразу же начал привязывать ее конечности к деревянным спинкам находящимися тут же веревками. Еще неделю назад она предложила разнообразить наши половые отношения, захотев попробовать со мной что-то новое. Не был уверен тогда, но теперь буду больше чем рад удовлетворить ее желание.

Возможно было бы весьма поучительно узнать, как она стала такой. Как относится ко всем этим вещам и о чем вообще думает. Однако я по-прежнему не проронил ни единого слова. Это было неважно в столь личном случае.

Тварь смотрела на меня взбудораженными глазенками и молила ими о пощаде, одновременно пытаясь освободиться от веревок и вытолкнуть языком уже новый кляп.

«Даже если я остановлюсь сейчас и отпущу ее, то она так просто этого не оставит. Я угожу в тюрьму за покушение, а она снова будет в выигрыше. В еще большем, чем ранее, ведь окончательно сокрушит меня. И там я уже не смогу что-либо изменить».

Отступать больше некуда. Остается лишь продолжать.

Схватив ее за лоб и прижав голову к подушке, я начал наносить губительные удары прямо ей в лицо. Попутно держа в памяти и те признания с банкета, и те моментально сложившиеся у меня образы. Как она приходила со своих прогулок с непонятной улыбкой и чмокала меня в щеку, говоря, что любит. И в те моменты я был рад, даже не представляя, откуда она только что пришла, и чем там занималась.

Конвульсии Клэр на кровати угомонились. После пятнадцати ударов я остановился и осмотрел ее разбитое напрочь лицо с одним лишь приоткрытым глазом. Да и тот глядел уже не на меня, а куда-то вверх.

И я улыбнулся. Так широко, как, наверное, никогда прежде. Все волнение и дрожание рук уже незаметно пронеслось. А ведь стоило только начать. Даже вещи, что раньше не делал и не подумал бы сделать. Да хоть такие жестокие, если на них имеется достойная причина. Что касалось текущего момента, то его уже не изменить. А потому нужно было извлечь максимум удовольствия и растягивания процесса, дабы воспоминания остались соответствующими.