Закон трех отрицаний

– Каменская! – В возгласе полковника было столько неподдельной радости, что все сотрудники, как один, в недоумении уставились на начальника. – Как же я рад, что ты наконец появилась! Мы тут без тебя как без рук, совсем зашиваемся. Ну, ты как? Окончательно выздоровела?

Настя почувствовала, как в груди нарастает и рвется наружу непонятно откуда взявшееся счастье. Как все, оказывается, просто. Ты перестаешь бояться человека и ненавидеть его, и он тут же реагирует на это открытостью и искренностью.

– Окончательно, Вячеслав Михайлович, – ответила она, с трудом борясь с дурацкой улыбкой, расплывающейся по лицу.

– Ты смотри, первое время не очень-то бегай, щади ногу. А вы, мужики, – он выразительно посмотрел на остальных, – имейте снисхождение, отнеситесь с пониманием. Вас много, а Каменская у нас одна. Приступаем к работе…

Добрых полдня Настя ходила под впечатлением от встречи с Афоней. Нет, так не бывает, так просто не может быть. Где-то в Болотниках она думала и бормотала какие-то фразы, а здесь, в центре Москвы, на Петровке, ее начальник… Нет. Или да?

Ближе к концу дня к ней заглянул Сережка Зарубин.

– Слышь, Пална, ты у нас самая умная…

– Я у вас самая больная, – перебила его Настя. – Слыхал, что начальник утром сказал? Поимей снисхождение и отнесись с пониманием.

– Ну ладно, ты у нас самая больная, поэтому объясни мне, тупому и необразованному, почему все-таки психолог Аничкова отказала Волковой? Вот я в этом деле все понимаю, а этого не понимаю.

– Что ж тут непонятного? Волкова хотела взять брата за руку и выискать все его слабые места, чтобы понимать, на что нужно давить, чтобы заставить его подчиниться.

– Это мы с тобой понимаем, но ведь Аничковой она сказала, что хочет помочь брату. Разве плохо научить человека каким-то приемам, чтобы он мог помогать другим?

– Сережа, помогать можно только тогда, когда тебя об этом просят. А Риттер сестру ни о какой помощи не просил. Разницу чувствуешь?

– А почему нельзя помогать, если не просят?

– Закон такой есть.

– Закон? Это что-то новенькое. Что за закон?

– Никогда не делай, не говори и не думай ничего, о чем тебя не просят.

– Впервые слышу, – фыркнул Зарубин. – Где ты этого набралась? Глупость какая-то! Как это не делать, если не просят? Нас, между прочим, преступники тоже не просят, чтобы мы их ловили, но мы же ловим, и ничего, даже зарплату за это получаем. Чего-то ты, Пална, перемудрила.

– Может быть, – она не стала спорить. – На первый взгляд это действительно звучит дико. Но чем больше думаешь над этим, тем лучше понимаешь, что это правильно.

Она вышла из здания ГУВД в девятом часу вечера и с удовольствием подумала о том, как приедет домой, в свою квартиру на «Щелковской». Родственники забрали из больницы удачно прооперированного сынишку и благополучно отбыли в родной город. Теперь она снова жила в привычной обстановке, ежедневно виделась с мужем и спала на любимом диване.

Но прежде чем она поедет на «Щелковскую», она сделает еще одно дело. Она чувствует, что сделать это просто необходимо. Это нужно не кому-то, а ей самой.

У входа в метро Настя купила огромный букет цветов и поехала на Леснорядскую улицу, где жил Павел Дюжин. Долго звонила в дверь, но ей никто не открыл. Можно было бы позвонить Павлу на мобильник, но зачем? Что это изменит? Она и так сделала то, что хотела.

Настя позвонила в соседнюю квартиру. Ей открыла молодая женщина с грудным ребенком на руках.

– Простите за беспокойство, я могу оставить у вас цветы для Павла Дюжина?

– Для Паши? – Женщина расцвела улыбкой. – Конечно, оставляйте. Они сегодня поздно придут, они в театр пошли.

Настя вытащила из сумки блокнот, вырвала листок, написала: «От благодарной ученицы» – и сунула в середину букета.

– Только посмотрите, чтобы записка не выпала, – попросила она молодую маму.

– Конечно, конечно. Я все ему передам.

Идя к метро, Настя мысленно твердила: «Спасибо тебе, Паша, за науку. Спасибо тебе за все, чему ты меня научил. Спасибо тебе за то, что ты есть».

И вдруг неожиданно поймала себя на мысли:

«Я абсолютно счастлива».

Да нет же, тут же одернула себя Настя, не может она быть абсолютно счастлива ни с того ни с сего, на ровном месте. Не может. Так не бывает.

Нет.

Или да?

Сентябрь 2002 г. – январь 2003 г.