Закон тридцатого. Люська

— Лезьте, — не без ехидства согласился парень.

Степан Емельянович взглянул на паренька и зашагал к шаткой металлической лесенке, ведущей наверх, поднялся на несколько ступенек, обернулся:

— Давай, верхолаз, ползи! Девушки на тебя смотрят!

Парень нерешительно потоптался на месте, но делать нечего — стал подыматься.

— Осторожней, товарищ директор! — предупредил Строганов.

— Не беспокойся, Игорь, — с гордостью сказала Люська, — Степан Емельянович — бывший летчик. Он в небе — как дома.

Все задрали головы, следя за подымающимися.

Степан Емельянович крикнул парню:

— Не оглядывайся! Смотри на меня! Вперед смотри! Орлом будешь!

Они поднялись на самый верх. Степан Емельянович помог парню забраться на рабочую площадку. Помахал стоявшим внизу рукой. Порыв ветра распахнул полы его шинели, и на мгновение показалось, что он взмахнул не видимыми доселе крыльями и вот-вот взлетит.

Оставив парня наверху, Степан Емельянович спустился.

— Ничего, из него еще вырастет такой орел! Все-таки полез, не посрамил чести.

— Это он за вами следом, — сказал одобрительно Строганов.

Степан Емельянович подмигнул.

— Примеры заразительны.

Потом пошли по цехам. И всюду, куда ни заглядывали экскурсанты, кипела работа. И люди, которых они часто встречали по ту сторону прилавка, будто заново открывались им.

В последнем, малярном, цехе, поблескивая, сохли покрашенные станки.

— И все это сделали они, вот эти люди, — в раздумьем и гордостью сказал Алексей Павлович.

И все поняли его…

…И вот наконец родилась идея. Долго спорили, обсуждали, прикидывали. Наконец, решили рассказать все Епишеву. Посоветоваться.

Епишев слушал внимательно. Иногда хмурился, иногда усмехался. Потом неопределенно протянул:

— М-м-да-а… Теперь я знаю, как кадры укомплектовывать. В один магазин — моряка, в другой — радиста, в третий — ракетчика. — И, довольный своей остротой, рассмеялся.

В общем-то уж не такой скучный и неприветливый этот Епишев, как когда-то показался Люське.

И вдруг он неожиданно предложил:

— Вот вы бы, Телегина, и выступили с этими предложениями на заводе. Без заводского комсомола вам плана своего не осуществить.

— Что вы, товарищ Епишев, — испуганно замахала руками Люська. — Да я и говорить-то не умею.

— А вы попроще, вот как сейчас. Я вам один секрет открою. Выберете кого-нибудь одного в зале — ему и рассказывайте, словно беседуете с ним.

…Кругом захлопали, Люська вздрогнула. Она ни слова не слышала из того, что говорил этот долговязый, из модельного цеха, а тот уже спускался вниз, в зал.

— Слово имеет товарищ Телегина, тридцать первый магазин. Приготовиться товарищу Кротову, пятый цех.

Люська встала, боком пробралась к проходу и пошла через зал к сцене, стуча каблучками своих красных туфелек. Все головы повернулись к ней.

— Привет, Телегина Людмила! — крикнул кто-то, когда она проходила мимо.

Люська посмотрела — из дружины. Мишин товарищ.

— Гляди-ка, как на балу! — насмешливо бросил его сосед.

— Фасон давит!

Несколько человек засмеялись.

Люська прикусила нижнюю губу, как всегда это делала, когда сильно волновалась. «Ну, ладно, мальчики. Вы — так, и мы — так!» Она поднялась на сцену, стала перед трибуной, оправила складки белого платья.

Миша, сидевший в президиуме, вытянул шею, чтобы лучше видеть Люську. Такой она казалась ему необыкновенной, праздничной в своем воздушном белом платье и красных туфельках. Точно такая, как тогда, в райкоме… В сердце пробудилась нежность, и Миша вдруг с удивлением понял, что все эти долгие недели не переставал думать о Люське, хоть и есть у нее друг, «самый главный».

Зал рассматривал Люську и шуршал. Кто-то крикнул:

— Тише!

И стало тихо.

Люська смотрела в зал и никак не могла найти чье-нибудь лицо, как советовал Епишев. Она вдохнула глубоко, будто собиралась нырнуть.