Закон трудовых затрат (к анализу теоретических корней правого уклона)

«Стоимость является определенной общественной формой выражения и учета труда и как таковая, она в анархической системе товарного хозяйства является и стихийным регулятором», — пишет Бутаев. Ставя вопрос о судьбе категории ценности применительно к обобществленному сектору переходного хозяйства, он продолжает: «Если речь идет об отмирании или об отсутствии стоимости в социалистическом секторе, то она и идет и может итти (!) только об отмирании или отсутствии стоимости как регулятора хозяйства в социалистическом секторе, но не о стоимости как «мере общественно-необходимого труда, заключающегося в товаре», не об «определенном способе выражать труд, потраченный на производство вещи». Вопрос заключается не в отмирании стоимости как учетной формы труда, как «меры труда», — поясняет Бутаев, — а в отмирании закона стоимости как регулятора». Памятуя, очевидно, что повторение — мать учения, автор повторяет эту богатую идею много раз на протяжении нескольких страниц. «Раз цены остаются в обобществленном секторе, — пишет он, — то тем самым остается и стоимость как общественная форма выражения трудовых затрат. Но регулирование обобществленного сектора тем не менее не совершается механизмом закона стоимости». В другом месте ои без малейшего основания пытается приписать сделанное им открытие другим автором, в том числе и нам: «А это есть не что иное, как отмирание закона стоимости как регулятора и сохранение стоимости только как общественной формы труда», — заявляет он самоуверенно, приведя нашу формулировку насчет «линяния закона ценности» и «выветривания стихийно-ценностного содержания товарной формы». Далее он делает утешительное сообщение, что вплоть до «полного социализма» «стоимость остается формой выражения и учета затрат труда на товары (!) в переходном хозяйстве. Однако эта форма является не только стихийной формой и только (!), она является сознательно-регулируемой формой выражения труда». Далее мы читаем: «Закон стоимости как регулятор отсутствует в социалистическом секторе. Его место замещает сознательно-плановое регулирование. Но сознательно-плановое регулирование не уничтожает стоимости как «меры и учетной формы» труда, но пользуется ею как исторически-привычной и исторически-выработанной общественной формой меры и учета труда» (стр. 66).

Мы исчерпали до самого дна кладезь идей, развитых Бутаевым. Читатель видит, что все это «оригинальное» и по мнению самого автора «парадоксальное» построение базируется на чрезвычайно элементарной ошибке, на механическом разрыве категории ценности, на механическом противопоставлении двух выражений, являющихся в сущности не чем иным, как различными определениями одного и того же отношения действительности. В самом деле, idée fixe автора заключается в том, что он различает, противопоставляет и далее расчленяет, разрывает категорию ценности на: 1) ценность как регулятор производства и 2) ценность как общественная форма выражения труда. Автор не задается вопросом: может ли ценность служить, скажем, регулятором производства, не будучи общественной формой труда? Полнейшая абсурдность такого предположения показала бы сразу, что нельзя ни в коем случае противопоставлять понятие регулятора производства представлению об общественной форме труда, ибо это не два самостоятельных явления действительности, а лишь две различные формулировки одного и того же явления. О другой стороны, когда мы говорим об общественной форме выражения труда, то совершенно ясно, что здесь имеется в виду отнюдь не технически-счетная сторона дела, а социальная функция, социальное содержание категории ценности. Ценность как общественная форма труда необходимо включает в себе элемент регулирования, роль ценности как регулятора производства. Если отбросить эту роль — ценность как общественная форма выражения труда теряет всякий смысл.

Мы видим, что камнем преткновения для Бутаева оказался тот же вопрос о содержании и форме ценности, который является поистине роковым для всех сторонников механистического «сведения» исторической категории ценности к тем или иным всеобщим, универсальным и неизменным законам. В частности, бутаевские открытия являются в известном смысле прямым продолжением достижений ума Кармалитова. Выше мы уже видели, как этот автор счастливо нашел «сущность» ценности не в ее содержании, а в форме. Идя по его стопам, Бутаев предлагает для обобществленного сектора нашего хозяйства выбросить роль ценности как регулятора, но сохранить ее значение как общественной формы выражения труда. Оставляя совершенно в стороне абсолютно недопустимый подход Бутаева к анализу переходной экономики заключающийся в изолированном рассмотрении обобществленного сектора, выступающего не как неразрывная часть единой системы, а как самостоятельное целое, мы хотим еще на другом примере показать, куда приводит того же автора некритическое восприятие закона трудовых затрат.