– Вернее, совсем не от выстрелов, – отозвался Рост, решив не заметить этого «ты» от мальчишки. Потому что глаз у паренька оказался верным, и он умел читать происходящее не по подсказке.
– Так что же будет? – спросил Михайлов.
Рост не ответил, он ждал. И дождался. Устилая свой путь трупами, наваленными, как брусчатка, от слитного, мощного, не останавливаемого щитами огня защитников крепости, пернатые донесли-таки свою ношу и бросили ее на расстоянии всего лишь десятка метров от ворот крепости. И все разом отступили. А те, кто не принимал участия в смертельной эстафете, еще разок вскочили, покричали, помахали пиками, копьями, дротиками, мечами, луками, арбалетами, ружьями или даже пушками и тоже успокоились. Снова уселись на траву. Только в том месте, где пронесли красную тряпку, никто уже не сидел, от этой дорожки старались держаться метров за двести.
Ростик нашел одно-единственное окошко, которое позволяло выглянуть на предвратный пятачок с расстояния метров в пятнадцать, и рассмотрел то, что им принесли. Это был кусок мяса, еще сочащийся желтоватой кровью, заваленный трупами пернатых, какой-то очень уж правильной треугольной формы. В самой этой правильности была какая-то тайна, словно, если бы Рост постарался, он разом понял, что это такое и как это сработает против людей.
А оно действительно сработало – стражники у бойниц, выходящих к воротам, к обеду стали жаловаться на головную боль, а ближе к вечеру одна девушка потеряла сознание. После этого Ростик приказал заложить камнем и залить наглухо все бойницы, выходящие в сторону принесенного «языка» – как выразился рядовой Михайлов.
Но несмотря на принятые меры, язык оказывал свое действие. Хотя, в общем, это и неудивительно. Пернатые не стали бы тратить столько своих бойцов, если бы их трюк можно было нейтрализовать, запломбировав бойницы.
Вечером в верхней наблюдательной башенке появился Каратаев. Он был взъерошен и сразу перешел на агрессивный тон.
– Я протестую против того, что ты приказал заложить бойницы со стороны ворот. Это не позволяет нам наблюдать за этим сектором.
– У нас есть эта башенка, – отозвался Ростик. – Так что совсем без наблюдения за той стороной мы не окажемся.
– Но они могут подкрасться оттуда, воспользовавшись, так сказать, искусственной «слепотой», устроенной тобой. Ты эту опасность учитываешь?
– Идите вниз, – попросил его Рост. – И не забивайте себе голову проблемами, в которых не слишком… – ему не хотелось обижать старшего по возрасту, но уж очень раздражал его тон, – не слишком смыслите.
– Как это понимать?
– Они не пойдут в атаку с той стороны, – отозвался вдруг сзади Герундий.
Даже ему не нужно было объяснять, почему. Это решило спор в пользу Ростика. Каратаев повернулся на месте и ушел.
А потом, за час до темноты, вдруг прибежал наблюдатель от той бойницы, откуда Ростик смотрел на язык днем.
– Товарищ командир, вам нужно посмотреть. Язык развернулся, – доложил он.
Ростика, как почти всегда, покоробило слово «товарищ». Не было в нем того смысла, который оно изначально имело, а употребление при обращении наносило какой-то ущерб самой идее дружественности и товарищества. Но люди от него не отвыкали, тем более что некогда предложенные Солоухиным обращения «сударь» и «сударыня» оказались не лучше.
Раздумывая над этим, он прошел к бойнице, осторожно выглянул и… поразился. Это был большой, чуть не в два метра, кусок треугольной красной, как вареный рак, плоти. Ровный по бокам, с пупырышками, с какими-то ярко-желтыми наростами, бугорками… С того края, откуда он сочился кровью, если желтая жидкость была кровью, язык был грубо и жестоко отрезан, отсечен от чего-то большего, тугого и, безусловно, живого. Может, оно и осталось живым, когда этот лепесток отрезали, подумал Рост. Потом он понял проблему:
– Стоп, – он посмотрел на бойца, сходившего за ним. – Ты говоришь, он развернулся? Значит, он еще жив?
– Он лежал иначе. Но развернулся. Следовательно, не умер.
– Хорошая формулировка, – решил Рост. – Так, может, его можно убрать от ворот? Как-нибудь поджарить с одной стороны, и он уползет?
Вдруг сверху, из невидимой с этой бойницы башенки, ударили выстрелы. Их было не много, но они били часто, словно мишень оставалась непораженной. Рост рванул было наверх, но тут же вернулся к бойнице, то, что происходило за стенами крепости, должно было проявиться тут. И проявилось.
Откуда-то сбоку возник воин пернатых, он уже даже не бежал – заливаясь кровью от множества ранений, он почти летел над самой землей, устремляясь к единственной цели… К этому лоскуту красной плоти. В последнем усилии он прыгнул, взмахнул своим копьем – и воткнул его в нетвердую поверхность почти на всю длину наконечника, пригвоздив красный треугольник. Теперь, сколько бы у того ни оставалось жизненных сил, уползти от ворот крепости людей он не мог.
Рост вздохнул. И пожалел, что у пернатых есть ребята с такой самоотверженностью и решимостью. Без этих качеств они были бы куда более приемлемым противником. Он повернулся к солдатикам, стоящим рядом, выглядывающим из-за его плеч. Скомандовал: