Закон войны

От боли и собственного вопля я окончательно пришел в себя. Глаза сами собой открылись – еще бы, того и гляди из орбит вылезут! И зрение вернулось моментально, и сознание, и воспоминание о последней секунде перед тем, как я вырубился. Кажется, перед этим я глаза увидел в темноте. Неестественного темно-желтого цвета, с микроскопической точкой зрачка. Такие же, что сейчас смотрели на меня из черных недр глубокого капюшона, надвинутого по самые брови – если они, конечно, были у типа, держащего в мускулистой руке металлическую палку с двумя электродами на концах, меж которыми дрожала маленькая молния.

– Хватит, Первый, – раздался неприятный, надтреснутый голос. – Наш герой-коммунист уже пришел в себя. Вы ведь коммунист, верно?

Тот, кого назвали Первым, сделал шаг назад – и в поле моего зрения неторопливо вошел тот самый офицер с Рыцарским крестом под кадыком. Кстати, позади него на стене висела карта Украины, где синим чернильным кругом был обведен Чернобыль. Ишь ты, а фриц очень неплохо говорит по-русски, практически без акцента. Даже интересно, где он так насобачился.

– Наверняка вас интересует мой русский, – усмехнулся немец. – Военная авиационная школа в Липецке, где я имел честь три года работать инструктором. За это время несложно выучить язык страны, любезно предоставившей возможность нашим летчикам совершенствовать свое мастерство.

Похоже, эсэсовец не врал. Какой смысл? Надо же, а я и не знал, что советское правительство позволило немцам создать такую школу на своей территории. Хотя кто мог предугадать, что друзья через некоторое время станут лютыми врагами?

– Видите, я не делаю секрета из своего прошлого, – усмехнулся офицер. – После того, как я неудачно приземлился, выпрыгнув с парашютом, и сломал ногу, к полетам меня больше не допустили. Зато я нашел себя в медицине – как-никак, подряд три поколения моих предков были выдающимися врачами. И вот я здесь…

– Штампуете для рейха солдат из мертвых коммунистов? – прохрипел я – и закашлялся. Неудобно говорить, когда ты лежишь, примотанный ремнями к хирургическому столу, липкому от крови предыдущего пациента безумного доктора.

– Вы почти угадали, – хмыкнул эсэсовец. – Но, к сожалению, до конвейера еще далеко. После отключения от аппарата жизнеобеспечения мертвецы живут не более получаса. А это крайне мало для того, чтобы переводить технологию на военные рельсы. Потому на данный момент это пока лишь эксперименты, не более.

Немец задумчиво почесал переносицу, глядя на меня.

– А теперь, когда я рассказал вам практически все, что могло вас заинтересовать, позвольте попросить вас об ответной откровенности. Скажите, в какой разведшколе обучались вы? Столь профессионально убить четырех солдат может лишь замечательно обученный профессионал.

– Жизнь научила, – прохрипел я.

– Не хотите говорить – не надо, – пожал плечами эсэсовец. – Эта информация мне, признаться, не особо важна. Интересно другое. Что с вашим телом? Кто его сумел так изменить?

Я было подумал, что, пока я валялся без сознания, он успел выковырять у меня из рук «Бритву» и пиявку Газира. Но, к счастью, до такого немец не додумался, воображения не хватило. Мало ли какая татуировка у красноармейца, многие из которых познали прелести ГУЛАГа? Так что восхищался он другим.

– У вас просто потрясающая реакция нервных окончаний на раздражители! Неудивительно, что вы фактически голыми руками убили четырех профессиональных солдат! И скорость регенерации превышает усредненные стандарты в несколько раз. Я практически был уверен, что русские проводят над своими бойцами эксперименты, аналогичные нашим, но не ожидал, что они продвинутся настолько далеко. Скажите, кто и где готовил вас к войне, и даю слово офицера – я вас отпущу. Подобная информация стоит жизни нескольких наших солдат. Ради науки я готов принести такую жертву.

Я лишь усмехнулся. Даже если я сейчас выложу фрицу правду, он сочтет, что я над ним издеваюсь. Да и не было у меня ни малейшего желания что-то рассказывать уроду, который «ради науки» глумится над трупами моих соотечественников.

Немец пожал плечами.

– Жаль, что мы не договорились. Я не сторонник экспериментов над людьми, на которых настаивает доктор Рашер, но, столкнувшись с упорством русских, начинаю склоняться к мысли, что он в чем-то прав. Видимо, с вами придется действовать аналогичными методами. Когда вам надоест – просто скажите, и я с удовольствием выслушаю от вас информацию, которая меня интересует. Первый, займись, а я пока поработаю над Вторым.

Он кивнул типу в капюшоне, а сам направился к убитому красноармейцу, который по неясным причинам был все еще жив. Тот же, кого немец назвал Первым, покрутил колесико на черной электрической палке, после чего приложил ее к моей руке и нажал на кнопку, вмонтированную в рукоять.

Шибануло знатно. Меня аж над столом приподняло, и только благодаря ремням я с него не свалился. Блин, а ведь пока эсэсовец возится с живым трупом, этот желтоглазый урод меня реально поджарит! Вон опять колесико крутит на палке, небось, решил на максимум заряд поставить…