Закон войны

В бою секунда не мгновение, которое раз-два, пролетела – и нет ее, а вполне себе время, за которое можно много чего сделать. Например, бросить автомат, резко вытащить из кармана гранату, выдернуть чеку – и, когда тварь опустила лапы и ринулась на меня, разинув пасть, швырнуть «эфку» в этот разинутый чемодан… который от неожиданности захлопнулся.

Я же поднырнул под несущуюся на меня тушу, послав свое тело прямо между мощных задних лап!

К счастью, тварь в атаке задрала хвост кверху, иначе б я в него физиономией и уткнулся, с разгону оставив пол-лица на твердой коже с острой чешуей. А так нормально получилось, на брюхе проскользнуть по полу, мокрому от крови, еще не успевшей свернуться.

Сзади приглушенно грохнуло.

Я перекатился, вскочил на ноги…

Надо же, я думал, ему гранатой башку снесет. Оказалось лишь нижнюю челюсть оторвало и верхнюю часть груди разворотило так, что я увидел, как между сломанных ребер ритмично бьются два сердца, облепленные лохмотьями разорванных легких.

Впрочем, на отсутствие дыхалки мутант тоже внимания не обратил, словно она ему и не особо нужна была. Очевидно, что боли он тоже не чувствовал.

Но сердца́ – это всегда сердца́. Пусть даже у тебя суперплотные мышцы, в которых вязнут пули, но без мотора никакая боевая машина работать не будет…

Счет шел на доли секунды, и я не был уверен, что моя «Бритва» настолько быстро выскочит из ладони, как то требовалось сейчас, – потому что я уже бросился к твари, слегка оглушенной взрывом и огорошенной некоторыми потерями своего организма, одновременно выдергивая из ножен свой НА-40…

В сердце, расположенное справа, клинок вошел как в масло. Я с усилием провернул его в ране, словно отверткой тугой болт закручивал, выдернул и занес было руку для второго удара, в левый мотор твари…

И не успел!

Мутант сгреб меня своими лапищами и начал давить – так, что у меня дыхалку сразу перекрыло. Затрещали ребра, и если б я со всей силы не напряг мышцы груди и спины, тут бы мне и кранты…

Но надолго ли меня хватит? Еще мгновение, и тварь меня просто раздавит!

К счастью, ноги у меня были свободны, и я с правой со всей дурацкой мочи всадил мутанту сапогом между ног, не особо надеясь на результат – вроде у него там явных первичных половых признаков не наблюдалось.

Но – подействовало. Тварь хрюкнула, обдав мне лицо кровавыми слюнями, и слегка ослабила хватку. То есть и у этого неубиваемого урода есть своя ахиллесова пята, а именно – промежность. Ну да, логично. Абсолютная боевая машина должна не только в колбе выращиваться, но и уметь воспроизводить себе подобных.

Однако тут разработчики слегка перемудрили, за что им большое спасибо. Получив сапогом в репродуктивное место, мутант немного разжал свои смертоносные объятия – ровно настолько, что я смог высвободить из них правую руку и всадить нож в левое сердце…

Провернуть я его не успел – тварь взвыла, отбросила меня от себя, сообразив, что таких как я лучше не пытаться убить, а стараться не подпускать к себе близко…

Но было поздно.

Правое сердце, развороченное клинком, уже остановилось. А левое дернулось пару раз, словно стараясь вытолкнуть из себя застрявший в нем инородный предмет, – и замерло…

Мутант взревел… но рев получился так себе, тут же сменившись шипением воздуха, выходящего из остатков легких. Тварь, глядя на меня, сделала в мою сторону шаг, другой – и рухнула на пол, дергаясь в агонии и заливая старый советский кафель темно-зеленой кровью…

Я отлепился от стены, в которую меня впечатал бросок монстра. Осторожно вдохнул-выдохнул, пошевелил руками-ногами. Ну, такое себе ощущение, будто меня примерно с полчаса увлеченно дубасили молотками для отбивания мяса. Но это все ерунда, синяки пройдут. Главное, кости целы.

– Потрясающе… – раздалось сбоку.

Ну да, будущий великий ученый стоит и никуда себе не дует. Пасть раскрыта, на нижней губе слюна собралась. В руках – MP-40, который так ни разу и не выстрелил, пока из меня мутант выжимал все соки вместе с дерьмом.

– Я на хрена тебе… автомат дал? – с трудом проговорил я – каждое слово отдавалось болью в помятых ребрах.

– А?

Понятно.

Взгляд бессмысленный, руки трясутся.

Шок.

А чего еще ожидать от необстрелянного юнца, бесспорно гениального в своей области, но в остальном так и оставшегося дитяткой? Небось, вырос в семье, где никто не ест руками, не плюется, даже если очень хочется, и матом ругаются редко, шепотом, при этом краснея, словно не удержавшись сперли конфету с прилавка кондитера, осознавая, что так делать нехорошо. Так что с него взять? Это позже он станет хладнокровным убийцей, а сейчас стоит дурак дураком. И лечится это состояние лишь одним способом.

Я подошел и с удовольствием отвесил юнцу увесистый подзатыльник. И полезно, и будет что вспомнить, если судьба вновь столкнет меня с пожилым Захаровым, который весь из себя светило науки с соответствующими мегапонтами.

Будущий академик смачно клацнул зубами и едва автомат не выронил. Но зато в глазах появилась мысль, которая трансформировалась в возмущенный вопль:

– За что?!